– Мы держим служанку, но сегодня она сбивает масло, – проговорила миссис Хольман (дав волю простодушному честолюбию, пасторша отыскала извинение тому, что её дочь сама прислуживает гостю).
– Мне это приятно, мама, – сочным грудным голосом произнесла Филлис.
Я вдруг представил себя ветхозаветным мужем (имени его я не припомнил), вкушающим из рук дочери хозяина. Возможно, я был подобен Авраамову слуге, которого Ревекка напоила водой из колодца? Мне подумалось, что Исаак многого себя лишил, доверив выбор жены другому[5]. Но Филлис, этой рослой и грациозной девушке в детском платье и с детской простотою в обращении, такие мысли были чужды.
Сообразуясь с усвоенными мною правилами, я выпил за здоровье хозяина и хозяйки дома, решившись также произнести имя молодой кузины и при этом учтиво наклонить голову, но робость не позволила мне поднять глаза, чтобы посмотреть, как принят мой комплимент.
– Теперь мне пора идти, – сказал я, вставая.
Ни одна из женщин не подумала притронуться к вину. Миссис Хольман ради приличия надкусила ломтик пирога.
– До чего же всё-таки жаль, что вы не застали моего мужа! – вздохнула она, тоже поднимаясь.
Сам же я втайне радовался тому, что знакомство с мистером Хольманом не состоялось. В ту пору я недолюбливал всю священническую братию, а этот пастор должен был быть всем пасторам пастор, раз не позволял домашним даже упоминать о майском празднике. Прежде чем я ушёл, хозяйка взяла с меня обещание прийти снова в следующую субботу и провести на Хоуп-Фарм воскресный день.
– Вы непременно должны увидеть мистера Хольмана! Ежели сможете, приходите в пятницу! – сказала она на прощанье, стоя у открытой двери-«курата» и рукой заслоняя глаза от вечернего солнца.
В комнате, которую я только что покинул, было полутемно из-за вьюна, густо оплетавшего окна. Казалось, её освещали только золотые волосы и ослепительно белое лицо кузины Филлис, которая не поднялась с места, когда я стал раскланиваться, а лишь посмотрела на меня и спокойно попрощалась.
Мистера Холдсворта я застал на строительстве. Работа кипела. Как только выдалась свободная минута, он спросил:
– Что, Мэннинг? Каковы ваши новые кузены? Действительно ли служение Богу и земледелие совместны друг с другом? Если пастырь столь же деловит, сколь и набожен, я готов его уважать.
Предложив вопрос, мой начальник едва выслушал ответ: руководство рабочими занимало его куда больше. Да я толком и не знал, что отвечать. Самое вразумительное из сказанного мною было упоминание о полученном приглашении.
