Приключения студентов | страница 90
Благоухали розы, море чуть всплескивало на песок берега; вдали вечным жертвенником дымился Везувий.
Словно какая-то повязка стала сдвигаться с умственных глаз Марка: душа его инстинктивно зачуяла ширь и просторы грядущего и все ясней проступала мысль, что краска, за которой послали его в мир, была не что иное, как просвещение и что высшее, что имеется на свете — это Знание, Дружба, Добро…
Курляндия.
Имение Плёнен.
1928 г.
Петр Пильский
Легенды и приключения
(Вместо послесловия)
Да, темы похожи на родственников. Бывают кровные — близкие. Бывают совсем далекие: седьмая вода на киселе, — навязанное родство!
То же самое и у авторов.
Вдруг захочется нагрузиться чуждой ношей, и — вот, на протяжении многих страниц писатель важно несет ее, как заяц барабан. Ни зайцу не нужен барабан, ни барабану заяц. Но раз связались: кончено!
Однако, бывают и счастливые. К их числу принадлежит С. Р. Минцлов. Ему всегда удается выбрать тему по себе. Это писатель, сливающийся со своими книгами органически.
Он ходит по литературе, одетый в свое собственное, просторное и в то же время хорошо облегающее платье. Ему не жмет под мышками и загребистые руки уверенно хватают все, что ему нужно. В своей беллетристической манере Минцлов широк и размашист.
Он еще и непоседа. Ему мало движения. Он хочет передвижения. В своих книгах он не терпит домоседства. Это — вечный путешественник. Он объезжает целые губернии и уезды, забирается в глушь, исследует неизвестные края, вдруг оказывается в Трапезунде, но и там не сидит, а передвигается, — любознательный кочевник, неугомонный странник по миру.
Это и в его последней книге. «Приключения студентов» — обширный альбом. Конечно, бытовой. Минцлов издавна влюблен в быт, все равно, сегодняшний или стародавний, современный или отодвинутый в глубь веков.
Он хорошо угадывает этот быт, жадно изучает, отлично чувствует.
В этом быту он ценит типичность. Его прельщает яркость. Минцлов не боится правды, хотя бы со стороны она казалась чудовищной. Его беллетристический глаз не смущается жизненной карикатурностью, его не пугают угловатости. Минцлов любит пущу, а не английский парк. Он враг косметики и гребешка: Минцлов ничего не подкрашивает и не подстригает. Зато ничего не преувеличивает.
У Сологуба: «Беру кусок жизни, грубой и бедной, и творю из него сладостную легенду». Минцлов мог бы сказать: «Беру кусок жизни, грубой, но яркой, и вот вам готовая легенда». Это — талант обретения тем, обретения, а не изобретения. В этом сила Минцлова.