Когда он приоткрыл глаза — над ним выгибался тяжелый, черный свод обширного подземелья; он сделал усилие вспомнить, где он и почему попал в это место, но память не подсказывала ничего; голова болела до крика. Ян прикоснулся рукой к затылку — он был весь в густом клею и распухший. Подняться на ноги не хватило сил и Ян опять прилег лицом на ледяной кирпич, случайно послуживший ему изголовьем. Висели сумерки, откуда-то сквозь решетку из толстых железных прутьев, заменявшую стену, брезжил свет.
Ян собрался с силами и повернулся набок; за решеткой расстилалось озеро, белели стены… Колизей?.. — пронеслась мысль. Ян разом вспомнил все происшедшее и сообразил, что чуть не сделался жертвой убийц: его сочли мертвым и оттащили в тюрьму христиан. Он хотел встать и скорей уйти из страшного места, но вдруг растянулся плашмя и, весь похолодев, застыл как камень: мимо решетки медленно прошли двое неизвестных людей.
Долго и напряженно вслушивался Ян в тишину, затем подполз к самой решетке и сделал попытку подняться; встать он смог только на колени.
Тени ночи ушли из Колизея; серебристое озеро превратилось в желтый песок; начинало голубеть небо, среди него, словно выточенный изо льда, стоял месяц — скоро должно было взойти солнце.
Ян лег и полузабытье овладело им; когда он очнулся вторично — был уже день. Несмотря на бесконечную слабость, Ян заставил себя встать, отворил дверцу в решетке и, держась за стенку, добрался до бастиона цезарей; арена, ярусы скамей для зрителей — все было бледно, безлюдно и мертвенно. Самым страшным местом казался темный проход в главном коридоре, который выводил на площадь, но и он был пуст.
Ян выбрался наружу и, шатаясь, направился к фонтану гладиаторов. В водоеме его скопилась дождевая вода; Ян принялся жадно черпать ее ладонью и пить, затем оторвал рукав от рубашки, намочил его и начал прикладывать к затылку; запекшаяся кровь покрывала его как корою. За этим занятием и застали его товарищи.
Ян рассказал, как все произошло, но ни словом не упомянул об истинной цели своего ночного похождения.
Все ахали и корили Яна за легкомыслие. Один Луиджи засунул руки в карманы, молчал и посвистывал, искоса поглядывая на разбитую голову приятеля.
Отдых и вода подбодрили Яна; поддерживаемый с двух сторон товарищами, он вернулся в свое жилище.
Удар в голову, каким-то чудом не уложивший Яна на месте, не прошел для него бесследно: дней десять его томили неотступные головные боли и для исцеления их ему посоветовали отслужить мессу на мощах апостола Павла.
