Самое неприятное, что зимовали мы в летней одежде, поэтому мерзли по-страшному. Бойцов, заступавших в караул, я старался одеть как можно теплее, но поношенные шинели и дырявые сапоги плохо держали тепло. По прошествии десятилетий я вспоминаю обмороженные лица своих батарейцев и то, как в холод и голод выполняли они нелегкую, прямо скажем, адскую работу.
В 80-х годах попалась мне на глаза небольшая книжка стихов поэта Виктора Шутова, защитника Ленинграда. Он, как никто другой, точно отразил в своих стихотворных строчках фронтовую действительность тех страшно тяжелых лет:
Наград не густо на груди —
Был в обороне я, в блокаде.
Огонь стеною — впереди,
А голод, как трясина, — сзади.
И все бои, бои, бои —
Ни отступать, ни продвигаться,
А рядом сверстники мои,
Как по ранжиру, всем по двадцать.
Но мы дубленые уже
И на ветру, и на морозе.
Стоим на смертном рубеже,
Ни хлеба, ни воды не просим.
…Не густо на груди наград,
В блокаде путь военный пройден.
Но жив и славен Ленинград —
На всех один великий орден.
Только после взятия Тихвина наши страдания закончились. В январе 1942 года снабженцы подвезли долгожданное зимнее обмундирование. Мы оделись в стеганые ватные брюки, телогрейки, шапки-ушанки, валенки. Офицеры получили отличные полушубки, меховые безрукавки, теплое байковое белье и портянки. Нам казалось, что все невзгоды теперь остались позади, хотя фронтовых проблем было еще много. Вот только бездействие расхолаживало как бойцов, так и командиров. Притуплялась бдительность, чем, конечно, воспользовались немецкие разведчики. Сытые, здоровые, они зачастили к нам в тыл. Нередко выкрадывали из окопов часовых, взрывали наши блиндажи и землянки, а однажды даже увели из пехотного батальона 45-миллиметровую пушку с боевым расчетом. Это был большой конфуз для нашей дивизии. Немцы перешли линию фронта, пробрались в тыл, нагрянули на огневую позицию батареи, стоявшую позади пехоты, сняли часовых, подняли в землянках расчет орудия, заставили его впрячься в лямки и тащить пушку через передний край в свое расположение. Это был «конфуз» на весь фронт. Командующий армией издал по этому поводу приказ и наказал многих начальников.
После этого случая несение караульной службы заметно улучшилось. Но бдительность, как известно, может перерасти в подозрительность. Комиссару нашей батареи почему-то показалось, что ездовые средств тяги игнорируют последние приказы полкового командования по несению караульной службы. Он решил убедиться в этом своими глазами. Ночью, когда бойцы отдыхали, а часовой давал корм лошадям, комиссар тихонько пробрался в землянку, где едва мерцал догоравший огонек, вытащил пистолет и заорал: «Хенде хох!» Ошалевшие, ничего не понимающие ездовые спросонья подняли руки. Дальше все происходило, как в детективном романе. Сверхбдительный «уставник» приказал всем одеться и выйти наверх. Более получаса он прорабатывал на морозе еще не пришедших в себя бойцов, поносил их разными словами, даже называл изменниками Родины.
