Вайнштейн являлся чистым политработником и в артиллерийской тактике вряд ли был сведущ. Не желая вникать в суть дела, комиссар впал в амбицию и стал настаивать на выполнении его распоряжения.
Я вспылил, считая это распоряжение очевидной глупостью, но, не повышая голоса, заявил, что буду делать то, что считаю нужным, так как не хочу подвергать риску людей и вверенные мне пушки, при этом как-то машинально передвинул кобуру с пистолетом, висящую на ремне сбоку. Вайнштейн мгновенно уловил это движение. О чем он подумал, можно догадаться. Только сразу скис и прошипел: «Мальчишка!» Бочком стал отступать, потом резво вскочил на коня и был таков.
Наша с Вайнштейном перебранка происходила на виду у всех батарейцев, и как только он уехал, раздался взрыв смеха и возглас одного из наводчиков:
— Ай да комиссар, видать, большой оригинал!
Я понимал, что комиссарская оригинальность мне может выйти боком, хотя правоту свою готов был отстаивать и дальше. Правда, по молодости я тогда не придал значения очень важному обстоятельству: «институт комиссаров» в годы Великой Отечественной войны продолжал действовать, как и в гражданскую, может, даже пожестче. Комиссар имел больше прав, чем командир, и единоначалия, как такового, не существовало. Любой приказ должен быть скреплен комиссарской подписью, если ее не было, приказ не имел силы.
Мысль о том, что я нажил себе врага в лице Вайнштейна, оправдалась. Хорошо, что у него хватило ума не докладывать об инциденте вышестоящему начальству, но на меня он заимел «зуб». За сентябрьские бои я вместе с командиром батареи был представлен к ордену Красного Знамени. Комбат орден получил, а я не получил ничего. Когда пришел приказ наркома обороны о представлении к очередному званию офицеров, которые находились на фронте более трех месяцев, меня снова обошли. Стало ясно, что пока я нахожусь под властью Вайнштейна, ходить мне в лейтенантах до окончания войны, да и боевые награды будут цеплять себе на грудь такие комиссары. Надо искать возможность поменять место службы, хотя я и понимал, что на фронте это сделать не так просто.
Как бы ни складывались обстоятельства, я уже имел некоторый жизненный и фронтовой опыт, помнил золотое правило одного из преподавателей артиллерийского училища майора Рыкова: безвыходных положений не бывает. Вспомнил, что со мной в артполк прибыло около десятка выпускников. Среди них — Юра Забегайлов. Еще в спецшколе мы с ним стояли рядом в строю, постоянно общались и в училище. Все его звали «Негусом», наверно, за курчавые черные волосы, как у царствующей абиссинской особы. После войны «Негус» стал генерал-полковником, заместителем командующего ракетными войсками страны.
