Ее вдруг охватило желание ничего не делать, и она зацокала языком на манер Коломбы: «Тс… тс… тс…» Она купила фрукты, копченую говядину, хлебцы, посыпанные зернами укропа, пирожные. «Если они устали, будет приятно поужинать наверху с босыми ногами, как когда-то… Да, но когда-то нас было четверо, даже пятеро, считая с папой… Хлеб, подогретый на сковородке, копченая колбаса и сыр — все запиваемое сидром…»
Содрогнувшись от чисто физического ретроспективного ужаса, она вспомнила ту дальнюю рождественскую ночь: четыре сестры Эд в легких платьях цвета морской волны, создавшие оркестр и нанятые выступать в кафе, играют с пяти часов вечера до семи утра. «Я помню, что мы даже не осмеливались поесть из-за боязни скатиться под стол от усталости. Я со своей виолончелью скорее исполняла партию контрабаса: бум… бум… Тонико, доминанто, тонико, доминанто… Эрмину, которой исполнилось пятнадцать лет, вырвало всем, что она выпила, а публика аплодировала, считая ее пьяной. Коломба хотела убить какого-то типа ударом стула… А Бизута… Бедная очаровательная Бизута позировала в это время для „Художественного фото“, то с лирой, то с молитвенником, то с облезлым львом, то с гигантскими тенями рук на ее теле…»
Все-таки она почувствовала какой-то прилив нежности, вспоминая некоторые вечера из прошлого, когда в нагретом углублении диванчика-закутка в атмосфере надежной безопасности собирались все четыре сестры Эд, самая красивая — иногда полностью обнаженная, самая стыдливая в длинной венецианской шали… «Это так далеко… Это уже невозможно вернуть. Теперь Мишель уж больше не разделяет моей судьбы, а Эрмина только что пыталась застрелить мадам Уикенд…»
Она задумчиво приступила к приготовлению легкой закуски, накрыла старой маленькой розовой скатертью письменный стол и расставила на нем приборы, сменные тарелки она поставила на рояль… «Как обычно, как всегда… Ой, я ставлю одну лишнюю тарелку, нас только трое… Неужели так трудно устроиться в жизни, закрепиться где-нибудь таким четырем девушкам, как мы?.. Не злые, не глупые, не уродливые, только немного упрямые… Семь часов. Где же может быть Эрмина? Никто никогда не задавал себе вопроса: „Где же может быть Коломба?“ Коломба такая цельная, загнанная до предела, но неутомимая, все время курившая и кашлявшая, не была ли она всегда на том месте, где требовал ее долг?..» Знакомый кашель послышался за дверью, и Алиса поспешила открыть.
— Как я рада, моя закутошница, что ты так рано вернулась! Не слишком переутомлена? Располагайся здесь, вытяни свои большие лапы. Как Баляби? Он зайдет меня проведать? Мне нужно столько тебе рассказать! Ничего страшного, слава богу. Но ты представляешь, что наделала Эрмина?
