Я раздёрнул «молнии» на сумках и двинулся в глубь архива. Загружаясь, я ещё как-то пытался отбирать то, что казалось особенно интересным. Если такое вообще возможно. Ведь в архивах интересно всё. То, что я оставлял на месте, спустя сутки виделось мне просто бесценным. Тогда я испытывал муки раскаяния, что схапал не то или недохапал нужного. Это было всё равно, как синдром похмелья у пьяницы. Нет, скорее, как восьмисотстраничный детектив без последней главы. Как боевик в деревенском кинозале, последнюю часть которого пьяный киномеханик потерял по дороге, прожёг цигаркой или залил ядовитым «солнцедаром», что вполне сопоставимо по ущербу. Все свистят, топают сапожищами, матерятся чёрным матом, но ничего уж тут поделать нельзя. Вот и я страдал, бранился, бил себя в лоб, мучительно восстанавливал последовательность событий… как же я мог пропустить самое важное… о чём же я думал… может, его там и не было вовсе… и подолгу не мог свыкнуться с необратимостью потери.
Что-то подвернулось мне под кроссовку, я потерял равновесие и начал падать, бестолково размахивая руками в поисках опоры.
Текла вечность.
Я всё падал и не мог упасть, искал опору там, где её нет, и не мог найти…
… Вечность прошла, и я не упал.
Каким-то чудом мне это удалось, и я утвердился на ногах — даже без излишнего шума. Странное ощущение: сердце работало ровно, дыхание не сбилось. Как будто и не падал. Слегка кружилась голова, поток сознания прервался и никак не мог вернуться в прежнее русло. О чём бишь я думал? Вот так, наверное, и приходит старость… Только застряла в мозгу невесть откуда всплывшая мысль: «ЧЕЛОВЕКОМ БЫТЬ ТРУДНО…» Что бы это значило? Где я мог на неё набрести, из какого манускрипта хапнуть? Впрочем, не бог весть что за мудрость, трюизм. И какое отношение она имела к моим странствиям в этом склепе с массовым захоронением документов?
Крыса сидела в вентиляционной дыре, свесив оттуда голый лоснящийся хвост, и следила за мной. Равнодушно и сыто. Ещё бы, нажрала себе брюхо дармовой выдержанной клетчаткой. Говорят, организм крысы усваивает всё, что способны сгрызть её зубы. Даже дерево, даже металл. Бумага для неё — всё равно что пирожное.
Когда-нибудь крысы сожрут и нашу цивилизацию. Они уже, собственно, начали — с архивов…
— … а теперь, Вячеслав Иванович, с вами всё в порядке?
Я размыкаю слипшиеся, набрякшие веки. И тут же в панике жмурюсь. Нестерпимое свечение тараном бьёт в мозг.
— Да, вполне… — бормочу потерянно. — Где я? Это что — больница?!
