Никто из тех, кого я знал, ещё не родился. Даже их отдалённые предки. Не существовало ни единой нации из тех, к которым они будут когда-то, с определённой долей вероятности, принадлежать. Ни славян, ни евреев, ни татар… ни той ядовитой смеси, которая образуется от смешения всех кровей и долго-долго будет именоваться «советским народом», а потом просто «русскими», и постоянно, с комическим неуспехом, будет пытаться разделиться внутри самой себя… Не возникло ещё ни одной из тех мировых религий, что будут сталкивать между собой отцов и детей, братьев и сестёр, делить мир на верных и неверных, затевать крестовые походы и джихады в бесконечной борьбе за право называться истинной. Не явился ещё в этот мир никто из пророков и лжепророков. В безымянных океанах дрейфовали неоткрытые континенты. Эта планета ещё не знала, что вращается вокруг Солнца.
Всё, что я знал и помнил, было только моим, и не с кем было это разделить.
Воздух не поступал в сдавленное железным обручем горло. Мне хотелось плакать. Обхватить голову руками, забиться в самый дальний угол и беспомощно захныкать.
И тогда была начертана новая подсказка.
«Чего ты, в самом деле… Это же древний мир, и не просто древний, а очень древний, древнейший… ты как историк душу бы должен запродать за саму возможность одним глазком заглянуть в него! Вот и пользуйся шансом, изучай. И не дрожи попусту. Ты ловок и силён, сильнее всех живущих сейчас на земле. Конечно, если явится к тебе какой-нибудь гориллоподобный Голиаф… «ростом он — шести локтей и пяди… медный шлем на голове его; и одет он был в чешуйчатую броню, и вес брони его — пять тысяч сиклей меди; медные наколенники на ногах его, и медный щит за плечами его; и древко копья его, как навой у ткачей; а самое копье его в шестьсот сиклей железа»[29]… в армрестлинге ты против него не выстоишь, и в классической борьбе — тоже вряд ли… но ты просто убьёшь его иначе. К тому же, Голиаф пока не родился, впрочем — как и все филистимляне, которые ещё только появятся двенадцатью веками позже. Для всех окружающих ты великий воин, и это истина. Тебя зовут Змиулан, и никто не спросит с тебя больше, чем ты умеешь. И вот ещё что: ты обязательно, неизбежно, в свой час вернёшься домой».
Это тоже была святая истина, которой нельзя было не верить.
Ладно… если всё так и есть… ничего тут не поделаешь…
И я действительно даже не мечтал о такой сказочной возможности увидеть своими глазами то, что никто до меня не видел.
