— Если бы я отправилась с рабочей бригадой, — сказала Орита Яэли, — то я бы готовила Луидору Молчальнику на десерт пирог со взбитыми сливками.
Это говорилось в ответ на утверждение Яэли, что она отправилась с бригадой не из идеализма (ведь само это понятие ненавистно ей не менее, чем то слово, которое его обозначает), но просто для того, чтобы у Луидора Молчальника была горячая еда после изнурительного рабочего дня.
Яэли, в сущности, хотела сказать: «Чтобы приготовить горячую еду для Луидора Молчальника и других товарищей, которые неспособны сами о себе позаботиться», но Орита громко и заливисто расхохоталась сразу же после «Луидора Молчальника», и с тех пор к набору семейных шуточек Оритиного производства прибавилось выражение «горячая еда для Луидора Молчальника». Желая коснуться сестриного идеализма, она говорила:
— Ну, ведь ради горячей еды для Луидора Молчальника…
И с течением времени «Луидор Молчальник» стал синонимом всякого идеала и идеализма, и им пользовалась даже сама Яэли, говоря и о людях, «всё приносящих в жертву во имя Луидора Молчальника», и о себе, когда заявляла:
— Я никогда не буду готова возложить свободу своих воззрений, совести и чувств на жертвенник какого-нибудь Луидора-Молчальника.
Ирония заключалась в том, что Яэли не только никогда не была подругой Луидора Молчальника, но и вообще едва его знала и если встречала его иногда в кафе «Кувшин» или в рабочей бригаде и обменивалась с ним парой слов, то не находила в нем ничего особенно интересного ни в положительном, ни в отрицательном смысле. Он был одним из посетителей «Кувшина» и, поскольку отличался слабостью и молчаливостью, руководителям рабочей бригады, таким же завсегдатаям «Кувшина», совершенно не приходило в голову включить его в группу, отправлявшуюся в Иудейскую пустыню. Но тут в нем вдруг проснулось красноречие: он сообщил им, что горит желанием отправиться с ними вместе, и после многочисленных стараний и усилий, после того как он с исключительным упорством умолял их, они в конце концов согласились. Вернувшись однажды в Иерусалим (а они приезжали в город раз в месяц), он поведал Яэли, что тяжелее всего для него обстоит дело с едой во время вечернего озноба. С закатом, после целого дня изнурительной работы под зноем жестокого солнца пустыни, наступал неожиданный холод и вызывал дрожь в усталом потном теле, жаждущем горячей пищи. Однако все члены бригады, в которую его включили, похожи на него — ни один из них не имеет ни малейшего представления об искусстве кулинарии, а посему они питаются всухомятку. Когда в бригаде распространились слухи о том, что вскоре «должна приехать повариха», Луидор Молчальник не знал, что те немногие слова, которыми он обменялся с Яэли, заставили ее принять решение поехать, чтобы для них готовить.
