. Человек, личность и даже «свобода души» (до которой он добрался в своих размышлениях о поездке, ожидавшей его по окончании занятий в семинарии) и, если хотите, суть всей жизни — не что иное, как езда. Душа свершает свой земной путь в предназначенном для нее теле, и путешествие всегда начинается с отрыва и с исхода. Отрыв — это исходная точка, и с нее начинается индивидуальность человека и его независимость. Отрыв начинается с самого возвышенного и умозрительного и распространяется на самое низкое и приземленное. Сперва душа отрывается от своего корня — от мировой души — и посылается в предназначенное для нее тело, в ее транспортное средство. Но уже в этой начальной точке начинаются всяческие неполадки и недоразумения с накладными, вроде тех случаев, когда мелкая, лилипутская душонка отправляется ездить на этаком громадном грузовике, и наоборот — великая душа насильно втискивается в малюсенькую немощную машинку. Однако оставим на минутку в стороне эту первичную путаницу и посмотрим, как вместе с этим высшим отрывом уважаемого шофера происходит отрыв самого транспортного средства от завода-производителя — младенца от материнской утробы, а впоследствии — подросшего человека, отрывающегося от пуповины отчего дома, когда подан знак: «Пойди из земли твоей, от родства твоего и из дома отца твоего». И он только и ждал, только и мечтал, чтобы подан был этот знак: «Пойди».
То «сущностное и глубинное» на самом деле было связано с «Пойди», и даже основные контуры всего этого плана были им уже намечены. Он, конечно же, никому об этом не рассказывал, ни одной живой душе. Это исследование станет делом его жизни и распространится на все аспекты главы «Пойди», начиная с географического, с изучения каждого места, связанного с праотцем Авраамом, от Ура Халдейского до Хеврона, и кончая метафизическим аспектом странствий души на пути к совершенству. При этих мыслях душа его заранее вздрагивала одним из шестидесяти блаженных содроганий от предстоявшей ему поездки.
И вот, когда был подан знак, дорога оказалась перекрытой и он очутился перед глухой стеной. Все началось с телефонного звонка. В один из дней перед окончанием последнего учебного года в семинарии, когда секретарша вошла в класс и сообщила, что учащегося Исраэля Шошана просят к телефону, его сердце упало от страха: что-то ужасное случилось дома. Ему, маленькому Срулику, посылают телефонограммы, телеграммы, срочные письма или торопливых гонцов только для того, чтобы сообщить нечто ужасное, чтобы уведомить о страшном ударе, об аварии, инциденте или несчастном случае в семье, чтобы вызвать его на помощь. В наиболее благоприятном случае заказное письмо может содержать последнее предупреждение перед принятием судебных мер за неуплату налога или сбора. Чтобы позвонить ему в семинарию, его матери пришлось бы одеться и пойти в аптеку, и непременно ей потребовалась бы помощь аптекаря, чтобы он нашел нужный номер телефона в книжке и набрал его для нее, не потому, что она не умела читать или не в силах была набирать цифры, а по причине волнения и спешки. Этим черным бесстрастным аппаратом она пользовалась только в минуты несчастий, когда нужно было вызвать врача, или карету «скорой помощи», или полицию, чтобы разнять дерущихся соседей, и когда она до него добиралась, у нее уже не хватало дыхания, и она пребывала в смятении и панике и от самого несчастья, и от бега, и от предстоящего разговора, от которого зависел успех ее миссии и вся надежда на спасение. Звук ее тяжелого задыхания отдавался в трубке и сопровождал ее мелодичный, нежный и ломкий голос.
