Однако и по сей день Мелнибонэ могла бы существовать, одряхлевшая и слабая, если бы собственный владыка не предал ее.
И сколько бы Эльрик ни твердил себе, что Светлая Империя была обречена и без него, в глубине души он знает, что лишь его неуемная жажда мести и любовь к Киморил низвергли башни Имррира и сделали мелнибонэйцев изгоями в мире, которым они правили прежде.
Это часть горькой ноши, которую влачит бывший император: отчизна его пала жертвой не принципов, но слепой страсти…
Эльрик намеревался проститься со своей временной союзницей, но что-то в ее взгляде привлекло его, и когда она попросила проводить ее до лагеря, он согласился; после чего графиня предложила отведать вина у нее в шатре.
- Приятно было бы еще немного пофилософствовать, - сказала она. - Мне так недоставало умного собеседника.
И он провел с ней эту ночь и еще много ночей подряд. От тех дней ему осталась память о беспричинной радости и красоте зеленых холмов, поросших кипарисами и тополями, в поместье Гайи, в Западной провинции Анакхазана.
Однако, когда оба они отдохнули и достаточно пришли в себя, очевидно стало, что устремления Эльрика и графини различны, и потому он распрощался с ней и ее друзьями и отправился в путь верхом, ведя в поводу двух лошадей с поклажей. Он направлялся в Элвер и дальше на восток, в неисследованные земли, надеясь обрести душевный покой в том краю, что напомнил бы ему безвозвратно утраченное прошлое.
Он тосковал по башням, изысканным творениям из камня, упиравшимся, точно острые пальцы, в пылающее небо Имррира; ему недоставало живости ума и небрежной, насмешливой жестокости своих сородичей, что казалась столь обыденной в те времена, когда он не стал еще человеком.
И пусть дух его взбунтовался, поставив под сомнение право Сияющей Империи править миром людей, этих полуживотных, расселившихся повсюду, точно саранча. Их маги-недоучки, их жалкие армии осмелились бросить вызов императорам-чародеям, чьим последним потомком он был.
Пусть он ненавидел надменность и гордыню своего народа, их готовность с легкостью жертвовать чем угодно ради власти над миром.
Пусть он познал стыд - чувство, неведомое его расе… Но душа его тосковала по дому и всему тому, что он так любил или ненавидел. Ибо в этом Эльрик был похож на людей: он скорее готов был держаться за привычное и знакомое, хоть оно и тяготило его, нежели принять нечто новое, пусть даже обещавшее свободу.
Тоска эта усиливалась в душе его, питаемая одиночеством, и альбинос поспешил оставить позади Гайи, истаявшее воспоминание, и отправился в далекий Элвер, на родину своего друга Мунглума, где доселе ему еще не доводилось бывать.
