Пастырь обычно ребенок или безбородый юноша (согласно эллинистическому идеалу красоты), он имеет трость, посох или флейту (дудку) – традиционные пастушеские атрибуты, одет в короткую тунику, перепоясанную по чреслам, обычно с короткими волосами и правильными чертами лица.
Обувь разнообразна, подчас изображен босиком. Изображение Христа как сильного и молодого юноши – намек на молодого Давида, до воцарения трудившегося пастухом и сумевшего защитить свою паству от волков и других хищников (1Цар.). Иногда присутствует пастушья собака и кувшин с молоком.
Голова Пастыря часто обнажена, изредка встречается над нею монограмма имени Иисуса Христа, сияние, «альфа» и «омега». Нимб с тремя лучами в поздних изображениях подчеркивал отождествление пастыря с Иисусом. В качестве атрибута Доброго Пастыря иногда также иногда изображалось знамя с крестом, прикрепленное к пастушьему посоху.
«Добрый пастырь» адаптировал два греческих образа (из мифов):
Гермес Криофора (Криофор – «несущий барана»).
Орфей Боуколос («пастух»), сидящий между очарованных пасущихся животных, иногда с барашком на коленях – римская эмблема филантропии.
Сходство этого рода в иных случаях было настолько значительно, что ставило исследователя в затруднительное положение: как отличить христианское изображение Доброго Пастыря от языческого?
Для раннехристианского искусства изображение Иисуса в образе Доброго Пастыря имело особенное значение. Причины такого отношения кроются в осуждении изображений Бога и запреты на их создание, которые в большом количестве рассыпаны по библейскому тексту.
Верующим потребовались века, размышления выдающихся Отцов Церкви и Соборные решения, чтобы выработать ту концепцию религиозного искусства, которую мы имеем по сей день (тем не менее, в VIII веке буквализм чтения библейского текста все же привел к эпохе иконоборчества, несколько раз повторявшейся и в последующие века).
А Добрый Пастырь по сути не являлся «портретом» Иисуса, а был аллегорическим изображением. Поэтому, наряду с ихтисом (рыбой), он стал первым изображением Христа, пускай и символическим.
(Кроме того, похожий на изображения языческих божеств, он был и безопасен в годы гонений, поскольку не содержал очевидной христианской тематики и не мог выдать владельца-тайного христианина). Одновременно в условиях гонения на христианство образ выражал идею особого покровительства избранным и проообразом грядущего Царства Бога.
Исследователи пишут:
