– Как вы их называете? – спросила Кейт, ненавидя себя за предательскую дрожь в голосе.
– Морум кади, бессмертные воины, – ответила Графиня. – Хотя Крикуны – тоже вполне подходящее имя. Когда-то давно, сотни лет тому назад, они были людьми. Но продали свои души за власть и вечную жизнь. В некотором роде они получили и то, и другое.
– И ничего они не страшные, – буркнула Эмма. – Только вонючие.
Графиня снисходительно рассмеялась.
– Я смотрю, ты у нас храбрая маленькая лгунья? – Она снова наполнила свой бокал. – Говорят, что крик морум кади – это вопль души, разлучаемой с телом, снова и снова, вечно. Один такой крик поистине ужасен, но представьте их тысячи, на поле боя? Я своими глазами видела, как целые армии обращались в бегство. – Графиня поднесла бокал к губам. – Это поистине впечатляющее зрелище.
Кейт представила, как чья-то мать бежит через лес, ноги у нее с каждым шагом тяжелеют, а крики становятся все ближе и ближе…
– Ой, – сказала Эмма.
Кейт поняла, что едва не сломала сестре руку. Она разжала пальцы и прошептала:
– Прости.
– Ах, какая преданность! – ласково промурлыкала Графиня. – Но я вижу правду. – Она протянула руку через стол и приставила палец к горлу Кейт. – Тебя бросили самые близкие люди. Эта рана никогда не затягивается, она всегда с тобой, как тень. Но я могу избавить тебя от нее. Это будет так просто…
Когда она убрала руку, вокруг ее пальца обвился легкий серый завиток, похожий на усик. Казалось, Графиня вытянула его прямо из сердца Кейт. И когда она вытянула этот завиток до конца, Кейт тихо вздохнула.
– Что вы…
– Что я сделала? Ах, моя милая маленькая Кэт, я освободила тебя! Ох, какое тяжкое бремя ты несла все это время! Разве ты не чувствуешь, как оно каждый день, потихоньку, подтачивало твои силы? Но теперь все прошло, вся боль, вся скорбь и весь страх, я забрала их прочь. Представь, что ты сможешь жить так всегда!
Она была права. Кейт это знала. Ей показалось, будто она впервые в жизни может вздохнуть полной грудью.
– Только скажи, и ты больше никогда этого не почувствуешь.
Завиток колыхался в воздухе, цепко обвившись вокруг пальца Графини. Кейт мысленно вернулась в ту ночь, когда мама наклонилась над ней и попросила беречь сестру и брата, но хотя воспоминание осталось, ощущение материнской любви и последнего поцелуя полностью исчезло.
– Верните обратно.
– Ты уверена, mon ange?[5] Здесь так много боли!
– Верните обратно. – Если за это воспоминание нужно было платить пожизненной болью, Кейт все равно была согласна.
