Мюриель встряхнулась и стала подбирать с пола разбросанные бумаги. Потом тихо позвала Элизабет.
— Дорогая.
— М-м-м?
— Я должна пойти за покупками, иначе нам опять придется есть яйца. Я приду примерно через час, на случай, если ты надумаешь позвонить.
— М-м-м.
— Я заберу тарелки. Извини, они остались здесь.
— А я и не заметила.
— Купить тебе что-нибудь особенное?
— Нет, спасибо, дорогая.
— Я принесу тебе маленький подарок.
— Ты такая милая.
— Огонь не погаснет до моего возвращения. Не пытайся поднимать это ведерко с углем.
— Интересно, идет ли еще снег?
— Думаю, прекратился.
— Мне бы хотелось, чтобы снег как следует прошел. Он бы разогнал туман. Мне ни разу не удалось выглянуть из окна с тех пор, как мы приехали.
— Знаю, дорогая. Скоро ты сумеешь. Может, тебе стоит написать дяде Маркусу?
— Возможно. Брось мне сигары, будь добра.
— Что ты будешь делать в мое отсутствие?
— Составлять головоломку… Ничего. Скорей всего, ничего.
— Я быстро, не кури слишком много.
Когда Мюриель направилась к двери, глаза снова закрылись. Она тихо вышла. Помедлила около бельевой. Как выглядела Элизабет, когда оставалась одна? На секунду Мюриель мысленно представила себе какую-то удивительную перемену, которая могла произойти с ее кузиной, как только за ней закрылась дверь, какое-то превращение пассивности в активность, спокойствия в отчаяние. А что, если прокрасться в бельевую и заглянуть в щель? Она заставила себя поскорее уйти. Следить — подлость, она не могла так унизиться. Но дело не только в этом. Ей было страшно посмотреть.
Мюриель бросила оставшиеся после ленча тарелки наверху в буфетной, затем пошла в свою комнату, где было очень холодно, и надела пальто. Заперла за собой дверь на замок — предосторожность, предпринимаемая ею после недавней кражи, хотя единственные вещи, которыми она дорожила, были ее стихи и бутылочка со снотворным, их, по ее мнению, никто бы не захотел украсть. Она спустилась по лестнице под мелодию увертюры «1812 год». Тихо закрывшаяся дверь отрезала их друг от друга. Образ Элизабет померк. Мюриель решила, что зайдет и спросит Юджина Пешкова, не нужно ли ему что-нибудь купить в магазине. Она уже несколько раз спрашивала его об этом. Он всегда отказывался, но это служило предлогом, чтобы увидеть его; Мюриель сожалела, что с момента страшной потери иконы у нее не было возможности как следует поговорить с ним и выразить свое сочувствие. А к тому же ей хотелось немедленно удостовериться в присутствии Юджина в доме.
