— Надеюсь.
— Ты веришь в догму искупления?
— Да.
— Ты понимаешь догму искупления?
— Не знаю. Я верю в нее, но не знаю, понимаю ли.
— Ты хорошо отвечаешь. Ты бы согласилась быть распятой ради меня, Пэтти?
Она подняла глаза на полузатененное лицо. Обычно защищенное чрезмерной холодностью, лицо Карела сейчас казалось открытым, как будто затвердевшая корка спала с него. Оно было обнаженным, влажным и свежим, выражение с необычайной силой сконцентрировалось в глазах, ставших огромными и пристальными. Карел казался Пэтти прекрасным, смягчившимся, молодым.
— Да, — сказала она. — Но я не знаю, что вы имеете в виду.
— Будет суд, Пэтти, будет боль.
— Я могу вынести боль.
— Выноси ее с устремленными на меня глазами.
— Я вынесу.
— Может, ты сотворишь для меня чудо, кто знает.
— Я сделаю все, что смогу.
— Мы прошли долгий путь вместе, Пэтти, звереныш. Ты никогда не оставишь меня, правда?
Пэтти задохнулась от волнения, она едва смогла вымолвить:
— Нет, конечно нет.
— Что бы я ни делал, кем бы ни стал, ты не оставишь меня?
— Я люблю вас, — сказала Пэтти. Она снова опустилась к его ногам, обхватив его колени и прижавшись к ним головой. Она чувствовала, как ее слезы льются на него. На этот раз он не отстранил ее, а так нежно погладил по голове, что она едва ощутила его прикосновение.
— Женщине хотелось бы считать, что любовь может все, это ее особый предрассудок. Но возможно, это не предрассудок. Любовь может все, Пэтти?
— Думаю, да, надеюсь, да.
— Тогда будь верна своей любви.
— Буду.
— Пэтти, мой темный ангел, я хочу приковать тебя цепями, которые ты никогда не сможешь разбить.
— Я прикована.
— Я хотел обожествить тебя, но не смог. Я хотел сделать тебя своей черной богиней, своей антидевой, моя Anti-maria.
— Я знаю, я была недостаточно хороша…
— Ты была безгранично хороша. Ты моя леденцовая фея. Счастлив тот мужчина, который обладает леденцовой феей и лебединой принцессой.
— Хотелось бы мне быть лучше…
— Дурочка ты, Пэтти, милая, милая дурочка кофейного цвета. Ты принадлежишь мне, правда?
— Да, да, да.
Руки Карела опустились ей на плечи и слегка надавили на них. Он наклонился вперед и, выключив свет, соскользнул со стула и опустился на пол. Пэтти застонала, ослабила объятие и откинулась назад, окутанная тьмой. Она почувствовала, как его руки неловко пытаются расстегнуть застежку ее блузки.
— Привет тебе, Пэтти, исполненная благодати. Господь Бог с тобой, благословенна ты среди женщин.
