— Не твоего ума дело, — огрызнулась Эльза. — Так как часто она приходит?
— Три дня в неделю. Но обычно я прихожу к ней. Здесь она была всего один раз.
— Почему она пришла сегодня?
— Потому что я вчера не пришел.
— Черт, — снова выругалась Эльза.
Она села на пол и подобрала ноги под себя, старалась дышать неглубоко, чтобы не втягивать смрадный запах, исходивший от ведра в углу. Не выдержав, вскочила, схватила ведро, кинулась на улицу, выплеснула его содержимое под елку и вернулась назад. Дверь оставила приоткрытой. Коротышка крепко спал и снова метался в бреду, жар усилился, он просто горел. Можно было не переживать, что он услышит разговор, не предназначенный для его ушей. Необходимо было что-то придумать, и как можно скорее.
— Когда она заявится снова, ты можешь сказать ей через дверь, чтобы она убиралась? — предложила Эльза.
— Нет, это не в моем стиле, — пожал плечами Альберт.
— Придется тебе его изменить.
— Понимаешь, если ты не хочешь, чтобы спустя полчаса тут стояли вооруженные до зубов ребята, потерявшие заключенного, то я тебе не советую настаивать. Это ведь тот самый беглый каторжник сейчас у меня в доме, и с ним наверняка что-то произошло, раз вы все еще здесь?
— Не отвлекайся.
— Так вот, если я прогоню Марию, она вернется сюда с полицейскими. А ведь это не входит в твои планы, правда?
Эльза качнула головой и задумалась. Она подняла глаза к потолку, пытаясь сконцентрироваться. Альберт залюбовался совершенством линий. Девушка не была красавицей в общепринятом смысле этого слова, но у нее было идеально симметричное лицо, из тех, что изображают на иконах.
Не говоря ни слова, Эльза поднялась и вышла из подвала. Аспирин на исходе, Коротышке все хуже, Мария не отстанет, пока не удостоверится, что с ее другом все в порядке. Девица всегда была зациклена на личной жизни, это Эльза поняла спустя десять минут после первого знакомства с ней. Затем они вроде как даже стали подругами — Мария частенько забегала в обед поболтать и погоревать над своей горькой судьбинушкой. Удивительно, что она ни разу не проболталась о связи с художником. Впрочем, если бы дурочка хоть на секунду представила, что эта связь — нечто большее, чем банальное удовлетворение потребностей, на следующий же день об этом знал бы уже весь город.
Эльза подошла к Коротышке и потянулась к тазу с холодной водой, стоявшему рядом. Нежно обтерла тело возлюбленного прохладной влажной тканью, чтобы хоть немного облегчить его страдания. Передвигаться он не мог, всему виной была нога. Сегодня утром она распухла до невиданных размеров и начала гноиться. Эльза обработала ее как могла, обложила подорожником, но она была химиком, а не врачом. Руки скользили по совершенному любимому телу. Безупречней «Давида», абсолютнее «Дискобола». Ведомые непреоборимой силой, они ощупывали выпуклые мышцы, гладили матово-оливковую хожу с легкой шероховатостью шрамов. Невозможно было противиться этому чувству и устоять перед совершенством. Ни одна женщина была не в состоянии. Ни одна.
