Аникита Иванович был спальником у юного Петра. Будучи офицером потешного полка, выделывал экзерсисы, охранял царя от стрельцов. Когда они забурлили вторично, помог Петру чинить расправу.
— Гвардейцы палатки складывают, — сообщил Репнин. — С ночёвкой едут.
— И царь заночует?
— Намерен.
Фрикасе, изысканное блюдо, ковыряли вяло. Аникита сетовал — надо бы послать за Меншиковым. Да где его поймаешь? Прискачет в лагерь — и обратно в Шлиссельбург.
— Поймаешь, а толку что, Аникита? Мыслишь, отговорил бы?
— Берёг бы, по крайности.
— Это так...
Худо — государь один едет. Сие тревожит особенно. Неотделим Меншиков, безродный Меншиков, от особы его величества.
— Из офицеров кто с ним?
— Никого, Борис Петрович. Щепотьева[20] взял.
— Ишь, сержант...
Стали гадать: чей он? В бархатную книгу фамилия не вписана. Шляхтич захудалый... Правда, воин добрый, не впервой ему в разведку.
— Так-то, Аникитушка... Поди, сержант в генералы выскочит.
— И то... Чем не генерал!
— Меня, старика, на покой... Устал я, устал... С меня ведь втрое требует, с Шереметева, понял? Ангельски велит исполнять, не человечески... Молодого надо...
— Рано тебе, — залепетал Аникита, — а я как же?.. Да полно, не отпустит он тебя.
Последнее сказано твёрдо. Фельдмаршал, похоже, этого и ждал от младшего. Вымолвил менее уверенно:
— Молодого... Хоть бы сержанта... Царь вышколит.
— Борис Петрович! Дивно мне... Я про Александра... Знает только подпись накарябать. Не стыдно? А царь терпит. Отчего?
— Спроси его! — бросил Шереметев, усмехнувшись.
— Что ты!
— А по-твоему, отчего терпит?
— Затрудняюсь, Борис Петрович. Непостижимо... Всех учит-жучит, а его, невежду...
Уже губернатором величают Меншикова. Встанем на море — и будет он управлять всеми возвращёнными землями. С трудом верится.
— Ну-ну! — прищурился Шереметев. — Так отчего?
Поднял бутылку, заговорил, разглядывая её на свет.
— А на что его учить? Сила же дана ему, силища... Выучишь себе на голову...
Наливал вино медленно, словно скупясь. Закончил почти угрожающе:
— Нам с тобой не встревать.
Распили третью бутылку венгерского. Вино тяжёлое, терпкое — от него паче туманилось будущее. Что впереди? Завёл царь сюда, на край земли, — так ужель покинет безвременно? Что уготовано войску, всей России?
* * *
«...Государь, яко капитан бомбардирский, — свидетельствует «Журнал» Петра, — с 7 ротами гвардии, в том числе с 4 Преображенскими, да с 3 Семёновскими управяся, поехал водою в 60 лодках мимо города для осматриванья невского устья и для занятия оного от прихода неприятельского с моря».
