«– Конечно, он будет тебя проверять. Спрашивать о том, чего ты знать не должна.
– И как мне быть?
– Прыгай после его вопросов ко мне – отыщем ответы.
– Прыгать каждый раз? А что, если после моего возвращения, он решит задать другой вопрос? А в следующий раз еще какой-нибудь? Я буду прыгать туда-сюда до своей глубокой старости?
На мой сарказм мне ответили укоризненным, но наполненным весельем взглядом».
Холодно. На мне джинсы, водолазка и тонкая ветровка. В сумке снова в целях безопасности ничего нет – антураж.
До момента, когда подъедет машина, три с половиной минуты.
Разговор с молодым Реном меня пугал. Казалось, я собираюсь не просто подсесть в автомобиль к «незнакомому» человеку, но шагнуть к дьяволу в пасть.
«– Почему я должна садиться к нему в машину?
– Потому что иначе он с тобой даже разговаривать не станет. Не знаешь нашего Рена? Даже если ты упадешь на его пути с приступом эпилепсии, он обогнет тебя по дуге и скроется за дверью. Любого рода заминки, неожиданные препятствия и чужие проблемы лежат вне зоны его интересов…
– Но в этом случае он может пустить мне пулю в лоб только за то, что я открыла дверь его машины!
– Не пустит. Если ты будешь вести себя аккуратно, уверенно и без страха. А страх он чувствует…»
Легко сказать – без страха. Спустя пару минут мне придется столкнуться непросто с недоброжелательностью, но с очень и очень холодной враждебностью.
«Вдох-выдох, Ди… Это наш Рен. Он нам нужен».
Огромная черная машина практически бесшумно подъехала к подъезду с точностью до секунды – в девятнадцать четырнадцать. И, невнятно прочитав молитву, я шагнула вперед и распахнула пассажирскую дверцу.
– Выйди точно так же, как зашла, – произнесли тихо, неторопливо и даже не оборачиваясь в мою сторону. И от ровного, словно поверхность ледяного стекла, тона, по моему телу зимней вьюгой пронеслись мурашки.
«Без страха, Ди, – наставительно напомнил воображаемый Дрейк. – Страх он чувствует».
Я притворилась, что просьба водителя ко мне не относится.
– Нужно поговорить.
Декстер повернулся, и я примерзла к сиденью. Нет, в его глазах не было ни злости, ни агрессии, ни интереса. В них не было ничего (человеческого), и это угнетающим образом действовало на мою нервную систему. Смотреть ему в глаза было все равно, что любоваться старухой с косой, стоящей по твою душу в дверном проеме.
Для того чтобы вновь обрести дар речи, пришлось вспомнить прошлый новый год: хохочущего Эльконто, счастливого Халка, обнимающего Шерин, и вот этого самого «пенька», так недобро теперь на меня глазеющего.
