- Бельфогор. Он же лень, один из семи смертных грехов, - выговорил я, перехватывая руку Каспара, тянущуюся к пистолету.
- Верно, сын мой, - скорбно улыбнулся священник. - Это словно какая-то насмешка, ибо всю жизнь я не поддавался лени. Я бы ещё понял, если бы получил имя ярости, есть у меня подобный грешок, но лень...
- Не берите в голову, Отец. К тому же вы очень даже органично впишитесь в нашу компанию!
- Да? С чего бы вдруг?
- Потому что у нас уже есть Азазель, останется собрать ещё шесть смертных грехов, и получится полный комплект! - позволил я себе ухмыльнуться, глядя в ошеломлённое лицо священника.
Дальнейший разговор стал уже куда более приятен. Успокоившись, мы с благодарностью приняли ароматный ягодный морс и начали обсуждать все мало-мальски важные темы.
История жизни Бельфогора была до боли скучной: сирота, родителей не знает, с детства был при монастыре, жил, рос, уже стариком стал, и тут случился апокалипсис. После того, как он забил насмерть своего названного брата кадилом, ему присвоили класс Священник, и он, как истинный священник, в течение недели молился за упокой всех им убитых людей, точнее, уже чудовищ.
Как оказалось, качался он интуитивно, выбирая навыки, которые мог хоть как-то ассоциировать с вещами из своей жизни; в частности, он вбухал около двадцати очков в какую-то Молитву Изгнания, что находилась в недоступной для меня категории Вера. Кстати, вполне вероятно, что дурманящая атмосфера острова - это тоже его рук дело, во всяком случае, к такому выводу я пришёл, когда он сказал, что каждый день совершал обход, проводя Молитвы Очищения.
Вернуться на «материк» он не мог*, так как рыбацкий катер, уже привезший провиант и прочие нужные вещи, уплыл, а отлучившийся в деревню монах с лодкой не вернулся... в итоге Илья застрял на острове, повезло ещё, что запасы еды и воды были (учитывая всякие варенья и соленья в погребе) чуть ли не на месяцы вперёд.
Что касается его личности, то человеком он был открытым и не заносчивым, я и сам не заметил, как начал обращаться к нему по имени, рассказывая подробности своей и Каспара жизни. И стоит отдать ему должное, даже когда я рассказал про то, что Каспар убил свою девушку и её любовника, он не проявил ни толики отвращения или злобы, на его лице читалась лишь грусть с сожалением и... толика осуждения. Это, разумеется, меня воодушевило, ведь обычно я встречал ну крайне радикально настроенных священников, а тут: незаносчивый, понимающий; и выслушать может, и советом поможет! Хотя, может, это просто мне такие попадались...
