– Тревожные признаки.
– Теперь я тоже так считаю. Но тогда все казалось его личным делом – проблемы со здоровьем и все остальное. Никто не хотел вмешиваться. Было несколько инцидентов. В последний год он довольно громко включал музыку на переменах. А когда его просили сделать потише, он как будто не слышал и заводил ту же песню сначала.
– Никто не думал подать официальную жалобу?
– На что? На то, что он слушает музыку? Нет, это казалось мелочью.
– Видимо, нет.
– Двое из опрошенных упомянули, что у него были блокноты. Он много писал. Но никто и никогда не спрашивал, что он пишет.
– Да, наверное.
– Мы нашли эти блокноты.
– И что в них?
– Его записи. У него очень аккуратный, каллиграфический почерк.
– А содержание?
– Содержание чего?
– Тех блокнотов. Разве не это самое важное? О чем он писал? Что там? Что это может означать?
– Ах да. Ну, мы их еще не прочли.
* * *
– Не хочешь остановиться и заправиться чем-нибудь сладким?
Мы больше не молчали, но я перестала задавать ему вопросы. Я больше не упоминала родных Джейка. Лучше мне его не донимать. Наверное, не стоит вмешиваться в личную жизнь. Однако я до сих пор думаю над тем, что он сказал. Кажется, только теперь я начинаю по-настоящему понимать его, ценить то, через что ему пришлось пройти. Я ему сочувствую. С тех пор как мы сели в машину, я тоже больше не упоминаю о своей головной боли. Наверное, мне стало хуже от вина. И от общей атмосферы старого дома. Болит вся голова. Если сидеть, чуть подавшись вперед, боль немного ослабевает – совсем чуть-чуть. Любое движение, рытвина или поворот сразу отзываются новым приступом.
– Конечно, можно сделать остановку, – говорю я. – А ты-то хочешь?
– Мне все равно, но буду рад, если ты хочешь.
– Ох уж эти твои уклончивые ответы!
– Что? Так поздно открыты только кафе-молочные «Дейри куин». Но там наверняка можно найти и что-нибудь без молока.
Значит, он все-таки помнит о моей непереносимости.
За окошками уже темно. Мы меньше говорим на обратном пути, чем на пути туда. Оба устали, наверное, и каждый думает о своем. Трудно сказать, идет снег или нет. По-моему, идет. Хотя и не сильный. Снегопад только начинается. Я негромко усмехаюсь и поворачиваюсь к окошку.
– Что? – спрашивает он.
– Странно. Я не могла попробовать торт у твоих родителей, потому что в нем было молоко, а мы собираемся остановиться, перекусить, в кафе-молочной «Дейри куин». К тому же сейчас середина зимы. Подмораживает, наверное, и снег идет. Все хорошо, только странно.
