– Вот видишь, – говорю я, – мне приятно тебя слушать.
Мне в самом деле приятно.
– Возможно, тебя заинтересует кабинет с микроскопом, в котором находится основа для нашей TIRF-микроскопии или трехцветной флуоресцентной микроскопии полного внутреннего отражения, а также конфокальный микроскоп, который позволяет с точностью до нанометра отследить помеченные молекулы – как в искусственных, так и в естественных условиях.
– Продолжай.
– Я показал бы тебе инкубаторы, в которых поддерживается постоянная температура, – там мы выращиваем культуры дрожжей и кишечной палочки в больших количествах, больше двадцати литров. Эти культуры были созданы с применением генной инженерии, чтобы сверхэкспрессировать нужный нам белок…
Пока он говорит, я разглядываю его лицо, шею, руки. Ничего не могу с собой поделать.
– Я показал бы тебе два прибора – хроматограф низкого давления АКТА, который позволяет очищать любой белок быстро и точно, применяя любую комбинацию очистки, ионного обмена, – и гельпроникающую хроматографию.
Хочу поцеловать его, хотя он и за рулем.
– Я показал бы тебе «комнату тканевых культур», где мы выращиваем и содержим различные колонии клеток млекопитающих либо для трансфекции специфических генов, либо для выращивания клеточного лизата… – Он умолкает.
– Продолжай, – говорю я. – А потом?
– А потом мне бы показалось, что ты заскучала и хочешь уйти.
Вот сейчас я могла бы ему кое-что сказать. В машине мы одни. Лучшего времени не придумаешь. Я могла бы сказать, что все время думаю о наших отношениях в контексте только себя и того, что они означают лично для меня. Еще можно спросить, имеет ли это какое-то значение, потому что отношения невозможно рассматривать разрезанными пополам. Или я могла бы с полной откровенностью заявить: «Я думаю, как все закончить». Но я ничего не говорю. Ничего из того, о чем думаю.
Может быть, встреча с его родителями, возможность понять, откуда он родом, где он рос, поможет мне решить, как поступить.
– Спасибо, – говорю я, – за экскурсию. – Я наблюдаю за тем, как он ведет машину. Смотрю на его спутанные, слегка вьющиеся волосы. На его до тошноты идеальную осанку. И вспоминаю три крошечные таблетки. Такие поступки все меняют. Так мило с его стороны было завернуть их для меня.
Мы были знакомы всего недели две, когда Джейк уехал из города на две ночи. После знакомства мы с Джейком виделись или разговаривали почти каждый день. Он мне звонил. Я писала эсэмэски. Потом я узнала, что сам он терпеть не может писать текстовые сообщения. Пошлет одну эсэмэску, в лучшем случае две. Если разговор углублялся, он звонил. Он любит говорить и слушать. Он высоко ценит дискурс.
