- Ну, что у вас?
- Все бред несет, господин помощник. Мы тут уже совсем с ней умаялись. До чего же упрямая баба!
- Так что говорит-то?
- На господ Вагнеров, что и прежде, клевету наводит. Мол, господин инженер каждый день все новости вызнавал и записывал, что в городе происходит, а потом все бумаги куда-то переправлял. Как думаете, вправду или нет?
- Мы потом это проверим, Сомов. Еще что?
- Говорит, капитан до поры до времени ни с кем в городе близко не сходился и вечерами дома бывал и над бумагами сидел. Ну, это мы и без нее знаем. Однако потом, по ту осень, вдруг стали к нему каждый день разные люди ходить, а потом и он стал куда-то к ночи пропадать.
- Что за люди?
- Да ее послушать - выходит, что почти весь город.
- А именно?
- Отец Георгий, мол, часто стал захаживать.
- Это к Вагнеру-то? Вот в это ни за что не поверю.
- Ну и мы все о том же. Потом, говорит, осенью, вышла она по грибы с ребенком, пока господин инженер дома был, а воротилась - дверь настежь, а от хозяина всего-то и осталось, что разорванная рубаха.
- Опять лжет. Похитители его что, переодели? Стой, а про рубаху вы ей сказали?
- Никак нет! Сама начала.
- Подожди-ка. А это была та же рубаха, в которой она его и видела до ухода?
- Слышишь? Отвечай!
Павлина помотала головой.
- Все к тому, что это ты и порешила хозяина, каторжанка, а тело спрятала. Одна, либо тебе помогал кто - мы еще вызнаем. Так, а откуда речи про отъезд пошли?
- Они должны были ехать...
- К государю?
- Не ведаю... У Петерьбурху.
- Значит, ты его убила?
Павлина снова не согласилась.
- Сгинул он! Сгинул! Я и барыне про то сказала - та не поверила. Мол, убыл барын, как должон был, а мне всякое примерещилось.
- Чего же ты сразу в управу не пошла?
- Так как же? Барыня ж сказала, будто барын-от убыл. С чем мне было жалобиться? А как она в свой черед сгинула, я и надумала итить.
- Лжет, Сомов. Все лжет - от и до. Продолжай. Нет, погоди: а про госпожу Вагнер она что наболтала?
- Прямо и повторять неловко, господин Деникин...
- Чего уж там. Не стесняйся.
- Ну, треплет она, что поначалу они хорошо жили, ладно. Говорит, капитан писал на бумаге паскудные рифмы про городских и Наталье... то есть госпоже Вагнер, читал, и они, значит, вместе смеялись. Но потом меж ними кошка пробежала, и стали они браниться. Вагнерова в общество хотела, а сам не велел: дескать, нельзя им. Потом принялись и про деньжишки браниться... И Наталья ослушалась, по-своему стала делать: выходить начала одна, а потом и полюбовников заводить. Дескать, по ним и бегала ночами - вот такие вышли ее подруги.
