- Видать, учитель-то - важный человек, раз полицейские ему услужить рады, - заметил жилец.
Домовладелица Верещагина, не менее озадаченная, согласилась.
Но еще более их удивление возросло, когда они поднялись во второй этаж и заглянули в комнату Чувашевского.
***
- Люди, что приходили от Софийского... Они случаем ничего не сказали о том, что он намерен проделать со своим сыном? Только не говорите, Ершов, что вы не любитель сплетен... Это не так.
Они уже подошли к управе, и Деникин внутренне ликовал - его чаяния, связанные с нынешней ночью, еще имели шанс оправдаться.
- Увы, Деникин... Я бы и сам с удовольствием о том выведал. Но пока его превосходительство не определился. Непростая перед ним задача.
- Полагаю, что все, как обычно, сойдет молодому Софийскому с рук...
Просители, обычно толпившиеся у управы, уже разбрелись - день завершился, и горожане стремились спрятаться по домам. В поздний час у порога не простаивали и околоточные: кто-то поспешил домой, кто-то отправился в город по жалобе.
Вероятнее всего, сейчас в управе остался лишь дежуривший околоточный. Гидка-нанайка, пожалуй, вновь отправился на ночную прогулку.
Толкнув дверь, Деникин и Ершов, держа мешок, одновременно ввалились в помещение.
Внутри и впрямь находился только один человек - и он не был никем из тех, кого ожидал встретить Деникин.
Увидев полицейских, Чувашевский выронил на пол письма, которые достал из взломанного ящика стола.
XVII. Пагубные случайности
- Петро, ты долго мне служишь... Ты хороший солдат и верный помощник. Скажи - как бы поступил ты?
Изумленный нежданным вопросом, изрядно нарушавшим заведенный порядок, ординарец ответил не сразу.
- Не ведаю, ваше превосходство. Сын-то, конечно, сын. Но ведь он-то вас потравить хотел.
Софийский скривился, затягиваясь трубкой, и вновь прошелся по людской - от мутного оконца под потолком до порога.
- Ты не обо мне говори, о себе. Вот, представь, есть у тебя сын.
- Есть, ваше превосходство.
- Да? Я и не знал, - удивился генерал-губернатор. - Где же он?
- Ох, далеко. На Кубани.
- Как же он там оказался?
- Да родился я там. Эх, давненько все это было, ваше превосходство...
Софийский повернулся и прошел обратно, от порога к оконцу.
- Ну вот, представь, что сын твой вырос и убил жену.
- Она давно померла, ваше превосходство. Вздернулась.
- Грешно. Но ты представь, что это - его рук дело...
- Так я-то с ними не жил, про то не ведаю...
- А если бы тебя он порешить задумал, передо всем городом опозорив? Что бы ты сделал, Петро?
