Полицейские переглянулись. Ершов даже внешне кипел от возмущения, нисколько не сомневаясь в сказанном. Но и недоверчивый Деникин на сей раз изменил своему обычаю. У сына генерала не имелось ни единого резона лгать, выгораживая мелкого челядинца, да еще и из нанаев - столь же неприметного, как часть обстановки.
Походило на то, что Василия и впрямь привели в управу муки совести.
- Мы с отцом никогда не ладили... Он невзлюбил меня с самого рождения, - взяв со стола стальное перо полицмейстера, Василий нервно теребил его в пальцах.
Как выяснилось, он еще не закончил свои откровения.
- Он догадывался. Еще немного, и точно бы обо всем проведал и сжил нас обоих со свету.
- О чем же он должен был узнать? - спросил Деникин.
- Мы... Я и Гида... Я хотел, чтобы мы оставались вместе.
Повисло молчание.
- У нас отношения! - глядя в глаза Ершову, выкрикнул Василий.
Деникин встал. Не скрывая брезгливости, он заметил:
- Верно, Софийский... Ваш рассказ, и в самом деле, важен. Выйдем, Ершов.
Оставив плачущего Василия, напарники покинули кабинет.
- Какая неизъяснимая мерзость! Этот город и впрямь щедр на удивления, - Деникин сплюнул на пол, словно желая отделаться разом и от неприятного впечатления.
- Прегадко, - подтвердил Ершов.
- Пожалуй, у нас нет резона вести куда-то нанайку.
- Его бы надобно и, в самом деле, возвратить его превосходительству.
- Но ведь кому-то придется рассказать обо всем Софийскому!
- Вам?
Ершов был прав. Как назло, Софийский не изволил сегодня прислать помощников для охраны убийц. Отсылать же со столь важным сообщением кого-то из людей, посторонних генералу, выходило совершенно неприемлемым.
Оставалось одно: идти в городскую управу и лично нести дурные вести.
***
Второй раз за день Деникин репетировал речь. На сей раз - в безмолвии: Ершов до того поразился признаниям Василия, что и теперь, по-видимому, их обдумывал.
Нужно быть предельно тактичным, предусмотрительным, использовать как можно более обтекаемые определения, избегать лишних подробностей... Лучше не преподносить весть, как точное обстоятельство, а намекнуть, что все еще не до конца ясно.
У ворот городской управы собралась немалая толпа. Объявили, что на суд смогут пройти все желающие, и теперь горожане нетерпеливо ждали, когда введут душегубцев.
Ждал и генерал-губернатор, чего Деникин и опасался. Вышло бы куда лучше, если бы первыми пришли они с Ершовым.
Софийский сидел за столом общего зала в полном облачении, в компании головы, писаря, двух служащих канцелярии и нескольких офицеров.
