Иннокентий поправил папаху, загнал её на макушку и повёл плечами, снова осязая себя в углах шинели под погонами и в рукавах, как в собственном доме.
Разговор с помощником военного коменданта рижского боевого участка был коротким, его попросту не было: поручик с адъютантским аксельбантом принял из рук Четвертакова бумагу из госпиталя, коротко глянул сначала в бумагу, потом на Четвертакова, потом что-то черканул писарю, тот настучал на пишмашинке и выдал предписание, из коего явствовало, что в XLIII его корпус следует маршевая рота, командиром которой – подпоручик Иванов. Четвертаков поднял глаза на писаря, а тот кивнул в сторону внутреннего двора. Иннокентий вышел, внутреннего двора как такового не было, было пустое пространство позади здания комендатуры, там толпился служивый народ, и перед ними прикуривали друг у друга два подпоручика. Четвертаков понял, что кто-то из них Иванов, и пошёл.
Прикуривавший распрямился, выпустил струю дыма и глянул в сторону приближавшегося вахмистра.
Четвертаков подошёл. Он почему-то решил, что Иванов это именно тот, кто только что прикурил.
– Ваше благородие, номер первого эскадрона двадцать второго драгунского Воскресенского полка вахмистр Четвертаков! Возвращаюся в полк после излечения…
Подпоручик курил и хмуро глядел на, судя по видавшей виды шинели и крестам на груди, старого вояку.
– Понятно! Чего у тебя там? – Подпоручик кивнул Четвертакову на бумагу, которую тот держал в руке.
Четвертаков сделал вид, что такое грубое обращение его не удивило, и спокойно подал предписание.
Подпоручик глянул и обратился к другому подпоручику:
– Ну, вот, дорогой Иванов, это то, что я ждал… проводник! – Он кивнул в сторону Четвертакова.
Иннокентий подумал, что ошибся, что не этот подпоручик – Иванов, а другой, но тогда почему этот сказал, что с его, Четвертакова, приходом он чего-то дождался?
Другой подпоручик улыбнулся:
– А жаль будет, если мы не окажемся в одном полку, тогда были бы вы Иванов первый, а я Иванов второй, вот бы было смеху! – И он коротко хохотнул.
– Нет, подпоручик, мы были бы первый и второй, если бы были братья, тогда старший брат первый, а младший второй, поэтому, думаю, они нас и разделили по разным полкам, чтобы не путать.
Тут Иннокентию стало всё ясно: Россия настолько велика, что на одной дорожке в одну сторону на одну войну встретились два подпоручика и оба Ивановы.
И вдруг оба будто вспомнили, кто перед ними, и посмотрели на Четвертакова. Тот молчал и ждал. Хмурый Иванов сплюнул, затёр сапогом докуренную папиросу и обратился:
