– Ладно, с этим понятно… – вступил Дрок. – Теперь про немцев! Им оставили коньяк и фотопластину, а нашим-то что-нибудь материальное оставили, чтобы не предостережения и добрые пожелания, а можно было бы и в руки взять…
– У нас на юге говорят: «Бэрэшь в руки – маешь вэщчь?» Вы это имеете в виду?
Дрок кивнул.
– Конечно! – Гвоздецкий отстёгивал егерский палаш, который, как он утверждал, достался ему от отца, а тому от деда. – Мы им оставили половинный комплект трофейных ножниц, проволоку резать…
– А сами?..
– Сами у германца ещё достанем, у них много, и качеством они лучше, а наша двенадцатая армия этой ерундой совсем бедная…
Курашвили продолжал сидеть бланко́вый, он ничего не понимал и решил схитрить.
– Я не пъисутствовал, господа, а что было написано по-немецки?
– Привет от дорогого А́вгустина! – с места ответил фон Мекк.
Курашвили, не получив внятного ответа, скроил удивлённую мину.
– Песенка есть такая, тирольская, что ли: «Ах, ду либер Аугустин, Аугустин, Аугустин!» и так повторяется по кругу: «Ах, ду либер Аугустин!..» много раз!
– Это вы кого-то взяли на цук, что ли? Это же по уставу запъещено!
– У нас в Одессе, дорогой доктор, говорят: «Если что-то даже по уставу запрещено, но очень хочется, то на запрет, в смысле устав, можно и наплевать!»
– А кого взяли? – не удовлетворился Курашвили.
– Смену, Алексей Гивиевич, нашу смену, – не удержался и пожалел доктора Кудринский.
– Кстати, господа, если вы обратили внимание, всё это время с той стороны, от противника, не было слышно ни одного выстрела.
– А вы не видели салют, который устроили немцы нашей бутылке коньяка и фотопластине? – Гвоздецкий держал в руке флютку, и было понятно, что он сейчас выпьет.
И тут Курашвили понял, что если он что-нибудь и поймёт, о чём сейчас говорят господа офицеры, то это будет позже или когда-нибудь потом, но он всё же не сдавался.
– А кто знает, господа, в Йиге будет остановка?
– А вам зачем? – повернулся к нему фон Мекк, и присутствующие хитро переглянулись.
– По съокам нашему Четвеътакову выписываться, не отстал бы от полка… – смутившись, ответил Курашвили.
– Разве это ваша забота? – спросил Дрок.
– А вы ему записку оставьте у коменданта станции… – подхватил фон Мекк.
– А что написать? – спросил Курашвили.
Дрок и Гвоздецкий в ответ пожали плечами.
– А напишите… что-нибудь…
– А можете ещё написать… например… главному хирургу…
– Вместе они быстро разберутся…
Неведомо какими путями слух о «рождественских каникулах» Курашвили дошёл до офицеров, и они нет-нет да и подначивали.
