Как и всякий юноша, выросший в городе в семье состоятельных родителей, Жак был в известной степени изнежен, не привык к ранним подъемам, длительным переходам в горах. Он любил проводить вечера в компании девушек, отдыхая в театре, сидя за столиком в кафе или за просмотром новой картины в кино, а не в палатке или очередном клоповнике, по недоразумению называемом гостиницей. Запивать приятное послевкусие встреч предпочитал дорогим вином, а не родниковой водой. Наконец, ему хотелось принимать ванну хотя бы раз в неделю, а не месяцами ходить немытым бродягой по унылым склонам никому не нужных гор.
Конечно, пообвыкнуться с походным бытом он уже успел и не так критично относился к своему положению, как по началу, но все равно скучал по городу. Хотя не мог отрицать и того, что по прошествии времени будет с легкой ностальгией вспоминать о своем путешествии в Тибет.
"Но повторить я его точно не пожелаю", - тут же отсек начавшие лезть к нему в голову мысли Жак.
Вопреки мнению Луи, уверенному, что сын не поход ни на него, ни на деда, Жак перенял качества как своего родителя, так и Жана. Он любил кутеж, был добр по натуре, легко находил легкий язык с людьми, нравился им, был обаятелен и обходителен, аккуратен, умен, старался держать свое слово, пусть и не в такой фанатичной манере, как Луи. Вместе с тем, были у него качества, не присущие деду и отцу. Жак был истовым патриотом Франции, интересовался политикой, не смотря на достаточно терпимое отношение к другим народам, считал французом самым цивилизованным обществом. Отсюда и презрение, которое испытывал не только к азиатам, но и к другим нефранцузам, высокомерное отношение к ним. Ничего подобного ни у Луи, близкого к позициям космополитизма, ни у Жана, вообще индифферентного к вопросам политики, культуры и национальностей, не наблюдалось.
Впрочем, путешествие в Тибет несколько смягчило Жака и в этом плане. Ведь вместе с примерами подлости и коварства со стороны тибетцев, он стал свидетелем благородства и честности, которые не ожидал встретить в столь диком краю и которые, как ни трудно было это признавать юноше, не уступали, а порой превосходили честность и благородство французов.
"По зрелому рассуждению, - решил подвести мысленную черту Жак, - я не жалею, что отец вытащил меня в Тибет. Но ему в этом никогда не признаюсь".
Снова улыбнулся своим мыслям. Жан, как раз рассказывавший ему историю из своей жизни, принял эту улыбку на свой счет.
