— Нет, барчук, они ребята добрые, — возразил Деметрио. — С ними только поладить надо. Вот увидите, с завтрашнего дня у вас ни в чем недостатка не будет.
И действительно, с вечера того же дня положение стало меняться. Растянувшись на камнях и глядя на предзакатные облака, багряные, словно огромные сгустки крови, несколько человек из отряда Масиаса слушали Венансио: он рассказывал захватывающие эпизоды из «Вечного жида». Кое-кто, убаюканный медоточивым голосом цирюльника, уже начал похрапывать, но Луис Сервантес был весь внимание, и едва рассказчик заключил свое повествование неожиданной антиклерикальной тирадой, он восторженно воскликнул:
— Великолепно! Да у вас талант!
— Талант вроде есть, — скромно согласился Венансио, — только вот родители у меня умерли рано, и я не смог получить образование.
— Это пустяки. После победы нашего дела вы легко добьетесь диплома. Недели три практики в больницах, отличная рекомендация командира Масиаса, и вы врач. При ваших способностях это вам ничего не стоит.
С того вечера Венансио стал с Сервантесом подчеркнуто дружелюбен, перестал величать его барчуком и называл не иначе как ласкательно — Луисито.
— Слушай, барчук, я тебе кое-что сказать хочу, — вымолвила Камила однажды утром, когда Луис Сервантес зашел к ней в хижину, чтобы промыть себе рану кипяченой водой.
Уже несколько дней девушка ходила сама не своя. Ее ужимки и недомолвки порядком надоели молодому человеку; поэтому сейчас, неожиданно прервав свое занятие, он поднялся на ноги и, глядя на нее в упор, спросил:
— Ну, что же ты мне хочешь сказать?
Камила почувствовала, что язык у нее прилип к гортани и она не может вымолвить ни слова; лицо ее заалело, как вишня. Девушка так втянула голову в плечи, что коснулась подбородком обнаженной груди. Застыв на месте и пристально, как дурочка, уставившись на рану, она еле слышно выдавила из себя:
— Ты погляди, как славно затягивается. Прямо бутон кастильской розы, да и только.
Луис Сервантес с явным раздражением нахмурился и снова занялся своей раной, не обращая больше внимания на девушку.
Когда он кончил перевязку, Камила уже исчезла.
Три дня девушка не показывалась. Теперь на зов Луиса Сервантеса откликалась ее мать, тетушка Агапита. Она кипятила ему воду и бинты. Он счел самым разумным ни о чем не расспрашивать. Однако через три дня Камила появилась снова и принялась пуще прежнего жеманиться и делать разные намеки.
Безучастие Луиса Сервантеса, занятого своими мыслями, придало девушке смелости, и она наконец решилась:
