Вошла старуха и спросила:
— Так чай будете пить?
Я отказался, а мои спутники выразили желание. Тут явилась пышная белокурая Настя с блюдом таких же пышных шанег, а за ней дочка лет пятнадцати, похожая на отца, — такая же сухощавая и чернявая, внесла парящий самовар.
Я спросил у Леньки, где нам отведут ночлег. Он предложил сеновал. О лучшем и мечтать нельзя было. Он оговорил, правда, обычное требование: ни в коем случае не курить возле сена, но это мы и сами понимали. С чаепитием скоро было покончено.
Мы вышли на улицу, покурили, полюбовались на усыпанное звездами темное небо, определили, что спальные мешки разбирать ни к чему и, сопровождаемые Ленькой, пошли к сенному сараю. Гоша извлек откуда-то электрический фонарик и светил, пока мы с дядей Степой взбирались по дощатой ограде сеновала, а Ленька бросил нам наверх две больших дерюги: «Постелите и укройтесь». Я сверху спросил:
— Когда выходим?
Ответ опять был не очень внятным:
— У меня с утра здесь дела. Не ждите, идите прямо на зимовье, раз дорогу знаете, а я догоню. Пообедаем на зимовье и дальше двинемся.
Пришлось тем и удовлетвориться.
Мы улеглись. Гоша довольно засопел, а скоро стал и похрапывать. А дядя Степа долго еще ворочался и ворчал что-то о том, что на хрена нам эти проводники сдались, без них ходили и тут пройдем. И вообще вся эта затея ему не нравится — люди какие-то темные эти Лупиняки, ненадежные и непонятные. Я спорить с ним не стал и скоро заснул — усталость все-таки взяла свое.
Проснулся я в привычные шесть часов. Сбегал на речку, умылся холодной, почти ключевой водой, с трудом разбудил Гошу. Дядя Степа встал сам и уже кормил и осматривал лошадей. Здесь же топтался старый Лупиняк и тоже внимательно присматривался к коням: оглядывал их копыта, спины, гривы и хвосты. Выходило это у него как-то очень по-хозяйски, а короткие реплики, им отпускаемые, свидетельствовали о хорошем знании предмета. Во всяком случае дядя Степа явно зауважал его.
Мы позавтракали остатками вчерашнего ужина, запили завтрак парным молоком, а затем завьючили коней. В восемь мы выступили. Сначала наш путь лежал через речку Кузееву и огороженный поскотиной выгон, на котором паслось полдесятка коров — все, что осталось от некогда большого стада поселка.
По левому берегу речки, пойма которой была загромождена дражными отвалами, шла относительно наезженная гужевая (проселочная) дорога, которая выводила на Енисей пониже нашей базы, напротив большого села Павловщины, где и осели в большинстве золотодобытчики с прииска после его ликвидации.
