Всемирный следопыт, 1928 № 09 | страница 7
Все произошло так быстро, что я даже не успел рассмотреть это существо, но любопытство и охотничий инстинкт заставили меня пробраться через заросли к тому месту, где оно скрылось.
Там я нашел только несколько серых и белых перьев, забрызганных кровью, и множество пятипалых следов с полосой чего-то, волочившегося сзади. Следы уходили и скрывались в песках.
Я немного покружился в этом месте и вернулся к скалам.
Из предосторожности я поспешил скрыть свои следы. Я забрал бурку, хуржумы, чайник с чаем и поднялся на скалу. Моя привычка быть недоверчивым заставила меня опять спуститься вниз к колодцам, чтобы изгладить признаки нашего пребывания. Я разметал костер и засыпал его песком. Заметая за собой следы веткой саксаула, я дошел до скал. Песок пустыни — это листы книги, каждый кочевник прочтет в них то, что там написано.
Слои серого известняка косо выпирали из земли. Кое-где в выветренных щелях виднелись маленькие курчавые травки и торчала душистая полынь. Этими угрюмыми скалами начиналось каменистое плато, которое тянулось на север. Я вспомнил слова, сказанные однажды проводником:
— Там, где кум (песок), можно найти воду, саксаул для костра и траву для коня. Там ты убьешь зайца и не умрешь с голоду. Но берегись попасть в буран на кыр (каменное плато). На кыре нет ни одного дерева, на кыре нельзя прокопать колодца, оттуда уходят все звери, и только быстрые козы-джейраны пробегают через кыр, гонимые волками…
Я прополз по скалам в поисках трещины или норы, в которую можно было бы сложить вещи и спрятаться в случае неожиданной опасности.
Невдалеке, между двумя косо сходившимися слоями известняка, я запрятал хуржумы, бурку и чайник. Щель оказалась глубокой, но исследовать ее было не время. Не теряя ни минуты, я растянулся на скале, положил возле себя винтовку и проверил, есть ли патроны. Чтобы не упустить ни одной движущейся точки на горизонте, я должен был весь день пролежать под палящими лучами солнца.
С этого места, как с наблюдательной вышки, были видны на десятки верст однообразные барханы, точно волны застывшего песчаного моря, безнадежно унылого в своем молчании. К северу изгибался обрывистый край кыра, ровной площадкой уходившего за, горизонт. На кыре не было видно ни одного корявого деревца, ни одного холмика, и в своей бесконечной глади каменная равнина выглядела еще более уныло, чем пески…
Солнце тихо поднималось, зажигая пустыню. Время текло медленно…