— Чувствуйте себя как дома, — сказала она, оставляя меня в компании попугайчиков и уходя на кухню готовить. В комнате повсюду были изображения Сталина. Сталин в детстве. Сталин с Лениным в Горках. Сталин на первой странице “Правды”. Сталин в белом кителе. Еще сотни фотографий хранились у нее в альбомах и обувных коробках. Стопки фотографий были перевязаны лиловыми шелковыми лентами.
— Я никогда не видел ничего подобного! — вежливо крикнул я, словно мне было предложено полюбоваться хозяйским Матиссом.
— У меня очень много фотографий! — отозвалась Кира из кухни. — Вы смотрите, смотрите!
Она почти бегом вернулась в комнату, лицо ее заметно раскраснелось. Она начала перебирать фотографии.
— Вот смотрите! — говорила она с восторгом, поднося карточки чуть ли не к самому моему носу. — Тут на каждой — свое выражение, здесь все этапы жизни великого человека.
Подобно тому как поклонники Вагнера ежегодно съезжаются в Байройт, Корниенкова каждый год совершала паломничество в Гори. Случалось, что она ездила туда и дважды в год: в годовщину смерти Сталина и на День победы. “У меня много единомышленников. В 1979 году мы собрались там, чтобы отметить его столетие. Я думаю, в Музее Сталина в тот день побывало больше тридцати тысяч человек. Те, кто хочет поставить памятник так называемым жертвам Сталина, должны об этом задуматься. Не нужно ставить памятник тем, кто сидел в тюрьме. Они отвечали за свои преступления. Не нужно ставить памятники раскулаченным богачам. Памятники нужно ставить коммунистам. Предатели памятников не заслуживают”.
Кира положила нам тушеное мясо с картошкой. Между делом она упомянула и о том, что двое ее родственников были отправлены в лагеря. Их преступление состояло в опоздании на работу.
“И поделом им”, — убежденно сказала Кира. Я промолчал. Ташка и Машенька свиристели в клетке. Кира возмущено проговорила: “Это что, Сталин виноват, что мои дядья пьянствовали ночью, а утром опоздали на работу? Их следовало наказать. Я люблю порядок. Я — за настоящий порядок, за железную руку, ну или какую-то там еще. Я за то, чтобы люди отвечали за свои дела”.
Еда была очень вкусной, но Кира Алексеевна к ней не притрагивалась. Она читала мне лекцию. Она вошла в раж. “Как бы я хотела, чтобы мы снова жили в такие времена! — говорила она. — Когда смотришь документальные фильмы, видишь, как люди были воодушевлены, как счастливы. У них лица сияли. Инструменты были плохие, но они работали, любили работать. А теперь мы думаем, что работа — это «мартышкин труд». Люди были счастливы, рапортуя Сталину о своих достижениях. Когда Сталин умер, мне было всего 18 лет, но я видела, как работала моя мать. Она работала не потому, что чего-то боялась, для нее это было в радость. Парады на Красной площади — одно из счастливейших воспоминаний”.
