Адмирал Николай Семенович Мордвинов не напрасно торопил Гурьева с докладной запиской. Всего три месяца он продержался на посту военно-морского министра, после того как адмиралтейств-коллегия была преобразована в министерство, объединившее два ведомства: адмиралтейств-коллегию и адмиралтейский департамент.
Сдавая дела Павлу Васильевичу Чичагову, Николай Семенович особо отложил бумаги Гурьева, крайне сожалея о том, что не успел вовремя их оформить.
— Павел Васильевич, — осторожно начал Мордвинов, — знаком ли тебе академик Семен Емельянович Гурьев?
Энергичное лицо Чичагова осветилось улыбкой.
— Как же, отлично знаком. Я встречался с ним в Лондоне. Большого ума и таланта человек, только хлопотлив очень и надоедлив. Догадываюсь, Николай Семенович, почему ты о нем спрашиваешь.
Министр взял от Мордвинова папку и, посмеиваясь, продолжал:
— Узнаю Гурьева, его рук дело. Небось на непорядки жалуется, проекты вносит?
Мордвинов с нескрываемым волнением сказал:
— Смешного тут ничего нет. В этих бумагах судьба не одного человека, а целого училища.
— Ну как тут не смеяться, Николай Семенович! — весело возразил Чичагов, вытащив из папки какую-то бумажку. — Ты послушай, как он разносит нас, грешных. Требует закрыть Херсонское училище корабельной архитектуры, ввиду отсутствия в нем подходящих учителей. А далее грозно пишет: «Одно то довольно доказывает сию истину, что г-н Рубан, бывший в морском кадетском корпусе учителем литературы, сделан тамо профессором высшей математики, о которой, наверное сказать могу, понятия не имеет».
— Что же тут смешного?
— Погоди, слушай дальше: «…Удивительно и непонятно, откуда морской департамент взял право жаловать профессорами, унижать столь достойное титло. Сие злоупотребление искоренить должно: Пусть прикажут приехать сюда г-ну Рубану для испытания его в Академии, и истина, мною сказанная, подтвердится…» Каково, адмирал, а? Прямо Зевс-громовержец.
— Гурьев тысячу раз прав! — горячо воскликнул Мордвинов. — Как можно содержать Херсонское училище, когда здесь, в столице самой, такой же недоношенный плод на глазах чахнет. И если Гурьев в силах дать ему жизнь и на ноги поставить, мы обязаны ему помочь. От директора Катасанова училищу больше вреда, чем пользы. С профессором он враждует, от помощи ему в учебных делах отказался.
— А что служит причиной этой вражды? — с интересом спросил Чичагов.
— Обер-серваер занял под свою квартиру весь средний этаж, а Гурьев требует, чтобы он освободил помещение для классов. Катасанов же слышать об этом не хочет, несмотря на все мои уговоры.
