Школа корабелов | страница 60



— Отныне будем вести классный журнал, — сказал он Гроздову. — В него ты, Иван Петрович, будешь записывать все, чему мы учили воспитанников за неделю и все мои замечания, касающиеся учителей и порядков в училище. Эти «классические записки» будем представлять его превосходительству, господину морскому министру.

2

Отстранение Путихова от всех руководящих работ и приказание Гурьева писать обо всем, что делается в училище, морскому министру вызвали много толков. Учителя в большинстве своем открыто высказывали возмущение. Особенно неистово возражал учитель чистописания Козлов. Он уговаривал коллег подать жалобу директору, грозился написать в адмиралтейств-коллегию о самоуправстве профессора и жаловаться даже самому царю. Сдержанно, но злобно ругал Гурьева и мичман Апацкий, которому с приходом профессора все труднее и труднее становилось преподавать арифметику и физику в нижних классах.

Сам Путихов в училище не показывался. Он сидел дома, пил водку и с нетерпением ожидал приезда Катасанова, задержавшегося в Кронштадте на испытаниях своего гигантского корабля «Благодать».

Козлов заглянул к другу, с жадностью набросился на вино и торжественно поклялся, что не пойдет на урок до тех пор, пока генерал не выгонит профессора. Приятели пропьянствовали две недели, а когда узнали от Апацкого, что попали в «классические записки», сразу отрезвели.

Тайком от собутыльника Козлов прибежал к Гурьеву на Стремянную.

— Ваше благородие, — взмолился он, — дозвольте оправдание принести по поводу отсутствия моего на уроках. Путихов свечей не дает, а коли даст, так самую малость. По оной причине чистописание весьма затруднительно…

— Врешь, господин Козлов. Истинная причина твоих отлучек мне давно известна.

— Ваше благородие, вычеркните из «классических записок»… Вот крест, более уроков пропускать не буду.

— Ничего не могу поделать, господин Козлов. Записки уже посланы министру.

Едва ушел учитель чистописания, как в дверь к Гурьеву робко постучался Путихов. Подмастерье был гладко выбрит, аккуратно подстрижен и одет в чистый чиновничий мундир. От его самоуверенности и наглости не осталось и следа.

— Ваше благородие, господин профессор, как милости прошу, соблаговолите выслушать, — потупив голову, жалобно начал он. — Виноват перед вами, кругом виноват…

— Будет тебе причитать, — прервал Путихова Семен Емельянович. — Толком говори, что тебе нужно. Пойдем-ка в кабинет.

Профессор провел подмастерья в кабинет, где Путихов продолжал стоять, униженно согнув спину.