— Мне очень неприятно, — недовольно заметил он, — что вы, господин учитель, обошли Евлампия Тихоновича и вообще вмешиваетесь не в свое дело. Пусть Путихов сам отправит эту просьбу в Академию. Полагаю, что вы учтете мое замечание.
Проглотив обиду, Андрей Андреевич поспешно выбрался из адмиралтейства. Он шел по набережной Екатерининского канала, и чем ближе подходил к училищу, тем тревожнее становилось у него на душе.
«Чего я добился? — думал он. — Бумага подписана, а будет ли она отправлена? Весьма сомнительно. Генерал верит Путихову, как самому себе, и во всем потакает подмастерью. А милости от Евлампия ждать нечего — прогонит и ославит ни за грош. Повод всегда найдется. Проклятые чиновники!.. Эх, черт возьми, коль пропадать, так хоть не зря. Снесу-ка я сам письмо в Академию, дело вернее будет».
Утвердившись в этой мысли, Редкозубов позвал извозчика и поехал на Васильевский остров. Ему повезло. Сам вице-президент Академии наук внимательно выслушал его, прочел письмо, подписанное Катасановым, и обещал оказать училищу помощь.
Прошло три недели. Чувство страха и тревоги не покидало учителя, заглушая слабую надежду на то, что Путихов ничего не узнает о письме. Когда Редкозубова вызвали с урока в канцелярию, он понял, что катастрофа неизбежна, и приготовился встретить ее мужественно.
Путихов сидел за столом и писал. При входе Редкозубова он поднялся:
— Где бумага в Академию?
— Я свез ее по назначению, — стараясь не выдать волнения, ответил Редкозубов.
— Как свез? Куда свез?
— В Академию наук, конечно.
— Да как же ты посмел ослушаться приказа генерала? Вон из училища! И из квартиры убирайся. Чтоб через два дня и духом твоим сивушным не пахло! А не уберешься, — в канал выброшу. Эй, писарь, заготовь приказ об отчислении!
Редкозубов нервно зевнул, хотел что-то сказать, но передумал и понуро побрел домой.
— Ну вот, и совершилось то, чего мы ждали, — сказал он Наташе, выдавив улыбку. — Собирай вещи, дочка, пока их Путихов в канал не побросал.
— Не расстраивайся, папа, теперь мы с тобой не пропадем. Если здесь службу не найдешь, уедем из Петербурга. В хороших учителях везде нуждаются.
Редкозубов тяжело вздохнул.
— Службу, может, и найду, а вот учеников таких, как Попов и Осьминин да и все эти охтенцы, больше, наверное, никогда не встречу. Ты не представляешь, Наташа, как тяжело мне с ними расставаться. Это они вернули меня к жизни, пробудили во мне совесть, лучшие мои чувства и стремления.
