В два — три прыжка он догнал девушку и схватил ее за руку.
— Послушайте, я должен вам сказать нечто очень важное…
— Пустите мою руку, — хладнокровно сказала Наташа, силясь высвободить ее из крепких пальцев Попова.
— Сначала выслушайте…
— Пустите вы меня, наконец?
— Нет!
— Ах нет? Тогда я по-другому попрошу вас.
Наташа размахнулась и ударила Сашу по щеке. Пощечина ошеломила его, пальцы разжались. Девушка этим воспользовалась и побежала.
— Дура! — со злостью крикнул вдогонку Попов. — Я хотел говорить о твоем отце!
Наташа остановилась.
— Об отце? Что вы знаете о моем отце?
— Не могу же я кричать через мост. Подойдите ближе; не бойтесь, Наташа, я вас не трону. Клянусь всем святым, что никогда в жизни не прикоснусь к вам. Дело касается только вашего отца.
— Откуда вы меня знаете? Вы из школы корабелов?
— Да.
Наташа подошла к Попову, прислонилась к перилам моста и с любопытством поглядела на парня. Рослый, подтянутый, с мужественным лицом, он мало походил на воспитанников училища, грязных, обросших, с нездоровыми лицами.
— Говорите, я вас слушаю, — сказала она.
— Нет. Я вам ничего не скажу, пока вы не извинитесь.
— За что?
— За пощечину, конечно, — усмехнулся Саша.
Наташа улыбнулась. Она вдруг почувствовала себя с этим юношей легко и просто.
— Бедненький, вам очень больно? — шутливо спросила она.
— Не больно, а обидно.
— Вы сами виноваты в том, что я вас ударила. Нельзя сказать, что вы вели себя вежливо.
— Вы меня вынудили к грубости. Дело, о котором я хочу с вами говорить, для вас важнее, чем для меня.
Наташе примирительно протянула руку.
— Не будем ссориться. Если я вас обидела, прошу прощения.
Саша неловко пожал маленькую руку и быстро заговорил:
— Меня зовут Александром… Сашей Поповым. Родителей у меня нет… Кажется, я не то говорю… Не с того конца начал. Словом, в училище немало таких, как я, нищих… Попали мы туда случайно и, если нам удастся его закончить, мы станем инженерами. Трудная наша жизнь в школе, а самое худое в ней то, что учат нас плохо. Вот, кабы отец ваш пить перестал…
Наташа вздрогнула, как от удара. В длинных ресницах при свете луны блеснули слезинки. Закусив губу, она силилась удержать слезы, с минуту крепилась, а затем разрыдалась и повернулась к Саше спиной.
Чуткий к чужому горю, Попов не знал, как ее утешить. Врожденный такт подсказал ему, что лучше дать ей выплакаться.
Он стоял нахмурившись, сунув руки в карманы и молча глядел на вздрагивающие плечи девушки.
— Если бы вы знали, Саша, как тяжело мне смотреть на отца, каждый день видеть его таким несчастным! — всхлипывая, говорила Наташа, вытирая платком глаза. — Отец для меня все. Я так люблю его, что не в силах бороться со страшным пороком, который губит его.
