В конце XVIII века русские военные корабли строились плохо, из сырого, негодного леса. Корабельные мастера — обрусевшие немцы — стремились лишь к одной цели — наживе. Согласно указу Петра, к ним приставлялись ученики из молодых, расторопных плотников, но только самородкам, обладавшим поистине недюжинным талантом, удавалось стать мастерами.
Много мытарств испытал в Петербургском адмиралтействе Александр Семенович Кагасанов за два с лишним десятка лет пребывания в учениках. Труден, ох труден был путь от топора к лекалу, от плотника до архитектора. И, пожалуй, не избежал бы он участи сотен других русских умельцев, если бы вовремя не перебрался в Херсон, где заботливый глаз адмирала Федора Федоровича Ушакова, бывшего тогда капитаном 2-го ранга, заметил выдающиеся способности молодого мастера.
Точно далекий сон вспоминает сейчас Александр Семенович день, когда он сдавал два новых корабля, прославивших его имя на весь мир. Он стоит одиноко перед группой враждебно настроенных людей, в напудренных париках и богатых камзолах. Громче всех кричит высокий англичанин с маленькой головой на длинной шее. Это известный корабельный мастер.
— Катасанов есть негодяй! Он портил много ценный лес. За такой постройка в Англии он имей тюрьма.
— Ваше превосходительство, — кричит другой человек, — оба корабля при первом залпе сделают поворот овер-киль.
— Ха-ха-ха! — гогочет пожилой офицер, с красным носом и отекшими щеками. — Поперед того, как корабли перевернутся, бомбардиры задохнутся в закрытой палубе от пороха и дыма.
Командир Черноморского флота, граф Марко Войнович, делает несколько шагов к Катасанову.
