Казалось, больше всего ему досаждает живот, не лицо и не нога.
— Умоляю, — простонал он, задыхаясь и скребя себе грудь. Его глаза нашли меня. — Умоляю. Убери это.
На мгновение я забыл, что он сделал Земую, Розине и Генет и как он расправился бы с Гхошем. Я видел только страдания, и мне стало его жалко.
Я оглянулся на подоспевшую Розину, губа у нее распухла, переднего зуба не хватало.
— Умоляю, — повторил он, держась за грудь. — Вытащи это. Во имя святого Гавриила, вытащи.
Он все возил руками по животу, и теперь я видел почему. Рукоятка револьвера вонзилась ему в тело — почти целиком ушла под ребра с левой стороны.
— Гляди-ка, — взвизгнула Розина, — за пушку хватается!
— Нет, — неслышно произнес я. — Ручкой ему раздробило ребра. — И громко: — Держись. Я его сейчас вытащу.
Я ухватился обеими руками за револьвер и что есть силы дернул. Солдат вскрикнул. Револьвер не двинулся с места.
Я переменил руки и снова потянул.
Выстрел я услышал потом. Сперва меня словно мул копытом ударил.
Револьвер сам прыгнул мне в руку.
Запахло горелой материей и порохом. Я увидел красную яму у солдата в животе. Жизнь уходила у него из глаз с той же легкостью, с какой капля росы скатывается с лепестка розы.
Я пощупал ему пульс. Этой разновидности Гхош мне не демонстрировал: пульс отсутствовал.
Розина послала Генет за Гебре.
Он примчался бегом. Выстрела он не слышал. Бунгало находилось достаточно далеко, да и револьвер стрелял в упор.
— Живее. Его могут начать искать, — поторапливала Розина. — Но перво-наперво надо убрать мотоцикл.
Впятером мы подняли «БМВ» и откатили под навес у поворота. Мотоцикл был как новенький, если не считать вмятины на бензобаке. Мы быстро переложили поленницу, переместили штабель Библий, переставили козлы, навалили сверху инкубатор и прочий хлам, так что мотоцикл совершенно скрылся из виду.
Потом вернулись к покойнику, помолчали. Гебре и Шива прикатили тачку и с помощью Розины и Генет взгромоздили на нее мертвеца. Я, привалившись к дереву, наблюдал. Тело лежало в ржавом кузове тачки в неестественной позе, сразу было видно, что неживое. Под водительством Розины мы покатили тачку вдоль забора по спрятавшейся за деревьями тропке к обводненному участку. Здесь глубоко под землей находился старый больничный септик, давным-давно переполненный и выведенный из эксплуатации. Фонд Рокфеллера и греческий подрядчик по имени Ахиллес построили новый отстойник. А на месте старого образовалась топь. Разросшийся пушистый мох маскировал западню: любой предмет тяжелее гальки моментально тонул. Хорошо, путников отпугивала неизменная вонь. В конце концов матушка обнесла опасное место колючей проволокой и повесила табличку на амхарском: «Зыбучие пески», что было самым близким переводом такого понятия как «топь».
