Едва они вступили в прохладный вестибюль, в ушах у них зазвенел голос:
— Вот вы где, Поттер — Уизли. — К ним с пресуровым видом направлялась профессор Макгонаголл. — Сегодня вечером вы отбываете наказание.
— А что надо делать, профессор? — спросил Рон, испуганно подавляя отрыжку.
— Вы, Уизли, будете полировать серебро в трофейной вместе с мистером Филчем, — ответила профессор Макгонаголл. — И без магии — руками.
Рон чуть не подавился. Смотрителя Аргуса Филча ненавидели все без исключения.
— А вы, Поттер, поможете профессору Чаруальду отвечать на письма поклонников, — добавила профессор Макгонаголл.
— Какой кош… Профессор, а можно мне тоже в трофейную? — отчаянно взмолился Гарри.
— Разумеется, нет, — отрезала профессор Макгонаголл, поднимая брови. — Профессор Чаруальд специально попросил, чтобы пришли именно вы. В восемь ровно, не забудьте.
Гарри с Роном в глубокой тоске побрели в Большой зал, а Гермиона шла позади, и на лице у неё было написано: «А чего вы ждали, вы же нарушили правила». Гарри так расстроился, что даже пастуший пирог не показался ему такой вкуснятиной, как обычно. И что он, что Рон, оба считали именно своё наказание самым непереносимым.
— Филч меня до утра продержит, — обречённо сказал Рон. — Без магии! А в трофейной кубков штук сто, не меньше! Я не умею чистить по-мугловому!
— Я бы с тобой поменялся, — опустошённо произнёс Гарри, — у меня после Дурслеев большой опыт. А вот отвечать поклонницам Чаруальда… жуть…
Остаток субботнего дня испарился неизвестно куда — оглянуться не успели, как уже было без пяти восемь, и Гарри волочил ноги по коридору второго этажа к кабинету Чаруальда. Гарри стиснул зубы и постучал.
Дверь мгновенно распахнулась. С порога сиял зубами Чаруальд.
— Вот и наш проказник! — поприветствовал он мальчика. — Входи, Гарри, входи…
В свете множества свечей на стенах блистали бесчисленные фотографии Чаруальда. Кое-какие он даже надписал. На столе тоже лежала высокая стопка снимков.
— Ты можешь надписывать конверты! — сказал Чаруальд таким тоном, будто предлагал Гарри вкуснейшее лакомство. — Прежде всего — Глэдис Прэстофиль, благослови её небеса… горячая моя поклонница…
Минуты тянулись невыносимо. Гарри, не вслушиваясь в бесконечную болтовню Чаруальда, периодически изрекал «ну да», «ммм» и «угу». Но то и дело до его сознания всё-таки доходили фразы типа «Слава — ветреная подруга, мой мальчик» и «Знаменитость судят не но словам, а по делам, запомни это, мой юный друг».
