Карминский чуть ли не до земли склонился в преувеличенно подобострастном поклоне.
— Простите меня, Ваше величество! Все время забываю о том, что я всего лишь ваш слуга! — ядовито повинился он. — Разумеется, я сегодня же со всей ответственностью кинусь выполнять ваш приказ, вот только сперва дайте мне свое высочайшее позволение учить эту девочку так, как я сочту нужным! Только в этом случае я смогу гарантировать вам, что моя наука принесет ей хоть какой-то прок!
— Да учи, как хочешь, лишь бы она была жива и здорова! — великодушно разрешил Оберон.
— И вы готовы терпеть ее слезы и жалобы на меня?
— Ну, ты особо-то не свирепствуй, девочка все же… — жалея Юлиану, попросил король.
— Не более, чем это будет необходимо! — уклончиво пообещал Карминский.
Его ответ не слишком понравился монарху, но он знал, что другого все равно не получит, сколько бы не угрожал.
— Тогда договорились! — недовольно пробормотал он и протянул инкатору руку.
Тот сжал его запястье своими по-старчески деформированными длинными пальцами.
— Да не дави ты так, больно! — ойкнул король, высвобождая свою ладонь. — Идем к детям, а то бросили их одних! И не пугай девочку понапрасну — дай ей к себе привыкнуть! На твою вечно злющую физиономию даже мне тошно смотреть!
— И что мне теперь, клоуна из себя строить в угоду ей? Не дождетесь! Пусть привыкает! Инкатория — не для слабонервных!
— Чертов ты мизантроп! — проворчал король, нежно баюкая посылавшую по телу волны боли руку. — Вечно ты всем недоволен!
Сердитость Карминского сменилось застаревшей озабоченностью.
— Я совсем перестал понимать мотивы ваших поступков, Ваше величество! — с горечью признался он. — С тех самых пор, как вы вернулись из первой межпланетной экспедиции, вы ведете себя так, словно ждете какого-то чуда. И не просто ждете, а точно знаете, что оно свершится! Наша страна гибнет под грузом международных санкций, война с Валькинорией истощила наш бюджет, экономика в упадке, а вы без конца берете займы у тех немногих государств, что еще остались на нашей стороне. На что вы надеетесь?
Глаза короля загорелись неповторимым светом скрытого ото всех знания, а губы изогнулись в таинственной полуулыбке.
— Ты прав, Эдмунд! Я жду чуда. Жду, когда оно войдет в силу и замираю от мысли о тех возможностях, которые оно передо мной откроет. Скоро мир изменится до неузнаваемости, и Астароты станут единственными его повелителями! А до того момента я готов терпеть любые лишения. Потому что знаю — они лишь временные. Четырнадцать лет назад я посадил зерно своего благополучия, и оно вот-вот созреет и даст мне все, о чем только можно мечтать!
