Право на вседозволенность - Лекса Дэй

— Я больше не хочу рисовать! — прохныкала девочка, сжимая в ладони острие скальпеля. Он сильно врезался в ее кожу, но боли она не чувствовала. Все ее существо заполнял отчаянный страх и отвращение к тому, что ее принуждали делать.

— Глупышка! — ласково улыбнулся ей учитель и погладил ее по волосам длинными узловатыми пальцами. — Это же так просто и приятно! Почти так же, как рисуешь кистью. Только вместо нее у тебя нож, а вместо холста — чья-то кожа. Чья-то, не твоя! Так чего же ты капризничаешь? Нам пора продолжать наш урок!

— Но чему я должна научиться? Причинять людям страдания?

— И это тоже, если понадобится. Но главное, ты должна научиться собирать волю в кулак и перешагивать через свои принципы ради высшего блага. Я просто хочу сделать тебя сильной!

Она судорожно всхлипнула и еще сильнее сжала скользкий от крови скальпель. Красные капли тихо разбивались о плиты пола, и она смотрела на них, только бы не встречаться взглядом с обманчиво-доброжелательными глазами своего учителя.

— Я не хочу этому учиться, — прошептала она, так и не посмев поднять головы. — Я хочу остаться прежней… Когда же этот кошмар закончится? Ведь должен же он когда-нибудь закончиться…

Он взял ее руку со скальпелем в свою, как бы утешая.

— Как только ты согласишься принять почти неограниченную власть, — угрожающе-мягко ответил он и добела сжал девичью ладонь. Скальпель вонзился в нее еще глубже, и девочка с трудом удержала болезненный вскрик. — Это ведь не трудно, правда? — Его сжатие еще больше усилилось, и с пальцев ученицы полился кровавый ручеек. — Просто скажи: я согласна стать инкатором!

— И если я это скажу, то наши занятия прекратятся? — старательно сдерживая слезы, спросила она.

— Конечно, прекратятся, милая! Через семь лет…

Юлиана проснулась от удушья. Она силилась вдохнуть, но спазмировавшееся от немого крика горло почти не пропускало воздуха. Сердце в панике колотилось о ребра, требуя кислорода. Успокоиться никак не получалось — уж слишком тесно ее сон переплетался с реальностью. Сегодня она должна была стать ученицей инкатора Карминского — второго по значимости и первого по жестокости человека в их государстве. И принял это решение не кто-нибудь, а сам король Талинальдии Оберон, полгода назад взявший ее под свою опеку.

Она открыла глаза и попробовала сосредоточиться на мелькавшем за окном машины пейзаже, чтобы хоть в нем найти ту искру жизни, которая поможет вернуть ей радость бытия.