- Нет-нет, - она почти вырвала руку и стала копаться в принесённом бауле.
Я, не понимая, наблюдал за её действиями. А мать суетливо, но бережно развязывала какой-то узелок. На стол высыпались монеты, меди и серебра, наверно, поровну. Их вместе с узелком придвинули ко мне.
- Машке на приданое собирала.
Блин, в душе заворочалось что-то тяжёлое, а глаза защипало. Ну не хватало ещё сопли распустить! И что делать? Если попробую вернуть, не поймёт.
- Мама, почему с нами не хотите остаться? Здесь вам будет лучше.
- Нет, сынок.
Какая странная у неё улыбка! Печальная? Грустная? Не понять. Я такую где-то видел. Точно... у Моны Лизы.
- С ним останусь, люблю я его.
- Бьёт ведь?
Мать тяжело вздохнула.
- Он сегодня мне в ноги упал, когда узнал, что ты Фёдора побил. Вы как заноза ядовитая у него в сердце были. Просил ослобонить от этой ноши, рёк, пить боле не будет и руки на меня не поднимет. Вот я вещички собрала и пришла. Не жить вам с ним вместе. Ежли худо без меня - останусь, ежли нет - возвернусь. Муж он мне пред богом, - она перекрестилась.
Ой что-то слабо верится в изменение натуры отчима. Ну да ладно, мы пока рядом живём, приглядим. А он, значит, нас уже списал со своего баланса. Да-а... как-то тоскливо полная свобода пришла. Всю принесённую мелочь я кучкой пододвинул к Машке.
- Сохрани. Купишь что-нибудь памятное к свадебному платью.
Сестрёнка кивнула, взмахнув кудряшками, и с серьёзной мордашкой стала заворачивать монеты в платок. Слёзы забыты, глазки подсыхают, ну и славно.
- Софья Марковна, эээ... - дальше решил продолжить на немецком и попросил двадцать пять рублей мелкими купюрами.
Знахарка их быстро принесла и положила передо мной. Придвинув деньги к матери, постарался объяснить свои действия:
- Мама, мы желаем тебе счастья. Если там тебе станет плохо, ты всегда можешь прийти жить к нам. Тут небольшая часть наших денег, это твоя независимость от мужа. Не показывай их никому, а придёт чёрный день, или помочь кому-нибудь потребуется - воспользуйся.
Опять она плачет. Чё-ёрт! Вроде добро сделал, а на душе хреново, хоть волком вой. Моё мнение о матери Мишки и Машки сегодня сильно изменилось. Я по-прежнему не хотел бы с ней жить, но теперь считал себя обязанным о ней позаботиться.
Перед расставанием поинтересовался, есть ли у нас с сестрёнкой какие-либо документы. На меня не оказалось - родственнички подсуетились, а на Машку имеются. Их помогла спрятать экономка, они с матерью дружили. Дело в том, что мои бумаги как наследника хранились у поверенного по делам отца, и он, гад, их сдал родственникам за круглую сумму. У него же находились бумаги матери как моего опекуна. А сестрёнкины оставались в доме, где мы жили, в кабинете отца.
