– В «Амелии», – сказал он.
«Амелия», как по созвучию называли AML[12], была близка к компартии. Объединяла людей дисциплинированных и твердых, пользовалась в «красной зоне» большим авторитетом. Ее влиянием можно было объяснить, почему этот капрал отправляется в Картахену, а не на фронт.
– Что ж ты раньше не показал?
– Не думал, что понадобится.
Гвардеец еще мгновение смотрел на него. Потом вернул документы и вскинул сжатый кулак к козырьку:
– Салют, товарищ!
– Салют.
Они пошли к выходу на перрон, а Фалько спрятал в карман документы, и его лицо, будто окаменевшее от многолетнего напряжения, обмана и насилия, наконец-то слегка обмякло. Сердце застучало в прежнем ритме – шестьдесят ударов в минуту. Чуть не засыпался, подумал он. И проклятый аспирин с кофеином не оказал своего действия. Фалько пошел за стаканом воды. Если таблетка не помогла, остается только одно – принять вторую.
Вопреки своему поэтическому названию, улица Бальконес-Асулес[13] находилась у подножия Молинете, китайского квартала Картахены: холм, застроенный мрачными старыми домами, стоял в самом центре города и был увенчан древней полуразвалившейся мельницей, к которой стекались улицы с тавернами, кабаре и прочими сомнительными заведениями. На балконах сушилось белье и стояли кадки с геранями и базиликом.
Лоренсо Фалько спустился по лестнице в пансионе, где только что снял номер, и вышел на улицу. Вельветовые брюки, белая рубашка, кожаная куртка – пистолет с досланным в ствол патроном был заткнут сзади за поясной ремень, – берет на голове. До захода солнца было еще далеко, но в подворотнях уже заняли позиции определенного сорта женщины, и, разглядывая их, медленно дефилировали мимо мужчины, и постепенно втягивались в лабиринт узеньких улочек кучки моряков и солдат. Фалько неторопливо шагал в толпе прохожих вверх по склону. Открывались двери увеселительных заведений. Он повернул наугад в первое попавшееся – это оказалось обшарпанное казино с эстрадой в глубине зала – и присел у стойки. На стене была намалевана Бетти Буп[14] в военной форме и с республиканским флагом в руке, а рядом висел плакат: «Товарищ! Выбрал девушку – не обижай ее! Это может быть твоя дочь, сестра или мать».
Невольно улыбнувшись, Фалько спросил анисовой. Посетителей было немного: куражились за жбаном вина четверо тыловых громил в бескозырках с ленточками «Броненосец «Хайме Первый», рассказывая, как раскатают фашистню, да полдюжины штатских пили в одиночку или болтали с девицами. Одна из них, дебелая и грузная, в домашнем халате с китайскими цветами, стояла за стойкой. Когда она поставила перед Фалько стакан, он попробовал и заметил вскользь:
