Кукушкин смотрел на спутника широко раскрытыми глазами.
— Интересно, — пробормотал он, — очень интересно, но какое отношение все это имеет к постановкам Достоевского?
Теперь в голосе того, другого послышалось нетерпение.
— Ах, какие мы непонятливые, — начал он. — Так ведь столетие прошло, да какое! Две мировых войны, дюжины революций, концлагеря, атомная бомба, полеты на Луну… — ведь мир перевернулся вверх ногами! Но главное — открытия в области психологии — психоанализ, патология и пр. и пр. Ведь мы живем в эпоху менсонов, наркоманов, психопатов разных. А тут на экране перед нами кривляются такие же невротики и истерички, давно уж подведенные под соответствующую научную классификацию и едва ли способные довести до нас хоть крохи идейных замыслов. — Тень перевела дух и затем, уже спокойнее, продолжала: — Заметили ли вы, почтеннейший, что с самого начала второй части фильма, то есть как раз там, где Раскольников временно отходит на задний план, все в зале облегченно вздохнули? Так оно и понятно! Ведь никакого преступления, собственно, и не было. Был невменяемый неврастеник, дергающийся, таращащий глаза где нужно и где не нужно, точно так, как Рогожин и Настасья Филипповна в «Идиоте». Ну можем ли мы их, таких вот, принять за глашатаев идей великого писателя?
Кукушкин молчал. И не потому лишь, что ощущал странное смятение в мыслях, а и оттого, что по мере приближения к центру города, они вступали в полосу света и обычного городского шума, мешавших сосредоточиться. Вокруг двигались толпы гуляющих, слышался громкий говор, назойливо гудели такси, а городские автобусы, дребезжа оконными рамами, с несносным завыванием отходили от остановок.
К тому же по правую руку возникли ярко освещенные витрины и теперь тень слева представлялась вполне отчетливой и естественной. На какой-то момент это даже навело Кукушкина на мысль, что все происшедшее было просто галлюцинацией. Но лишь только он так подумал, как услышал возле себя знакомый голос:
— Что же вы на все это скажете?
Кукушкин пришел в себя. Он сказал:
— Может быть, актеры не на высоте? Или режиссер чего-то не учел? Ну, хотя бы этого самого… как его, — он пощелкал в воздухе пальцами, — исторического реализма?
— А если бы учел, тогда что, героев наших в больницы, в психиатрички?
На это Кукушкин возмущенно воскликнул:
— Позвольте, но ведь это далеко не все, что имел в виду писатель!
— Что же он еще имел в виду?
— А то, что душа человека — это поле битвы Бога с дьяволом, то есть со злом!
