Шумилов спрятал письмо во внутренний карман пиджака и ответил на немой вопрос, читавшийся во взгляде посыльного:
— Передайте Николаю Платоновичу, что я буду по указанному адресу завтра в половине одиннадцатого утра.
Проводив визитера, Шумилов вернулся в гостиную к Раухвельдам.
— Вы меня извините, Алексей Иванович, — начал издалека Александр, — но я сделался невольным свидетелем вашего разговора. Неужели это тот самый Карабчевский?
— Эко вы, Александр, рака за камень заводите, — усмехнулся Шумилов. — Можно было без извинений поинтересоваться. Вы не ошиблись, это тот самый присяжный поверенный.
— Можно вопрос, Алексей Иванович? — поинтересовался Александр.
— Разумеется. После ужина можно даже два вопроса, — кивнул Шумилов. — Вы, наверное, хотите узнать мое мнение о Карабчевском?
— Как вы угадали? — изумился молодой человек.
— Это совсем несложно. Услышав из моих уст какую-нибудь новую фамилию, вы непременно спрашиваете мое мнение об этом человеке. Так что ошибиться в своей догадке я просто не мог.
— В самом деле? Никогда не замечал… — Александр на секунду задумался. — Я хотел спросить, считаете ли вы Карабчевского нравственным человеком?
— Ну… — Шумилов качнул головой, озадаченный постановкой вопроса. — Я не Господь Бог, и у меня нет весов, чтобы взвешивать нравственность.
— Разве вы не знаете, что Карабчевского после университета не взяли в министерство юстиции по причине неблагонадежности?
— Знаю.
— Он истово защищал народовольцев на процессе.
— Вообще-то это был его долг, как помощника присяжного поверенного.
— Разве вы не знаете, что он женат на сестре народовольца, сосланного в каторгу?
— Знаю. Я даже знаю, что он одно время работал помощником присяжного поверенного Евгения Исааковича Утина, брата того самого Николая Утина, что был основателем Русской секции Интернационала.
— Да он социалист, народоволец, бомбист! — всплеснула руками госпожа Раухвельд.
— И при всем том Карабчевский берет колоссальные гонорары за свою защиту и сейчас считается чуть ли не самым дорогим адвокатом столицы, — продолжал между тем Александр. — По-моему, это безнравственно: провозглашать социалистические идеи и при этом быть плоть от плоти ненавистного ему строя, быть жировиком монархии и капитализма.
— Эко вы загнули, — улыбнулся Алексей Иванович. — Карабчевский не провозглашает социалистических идей, разве что в спальне и под одеялом, чтобы охранка не услышала. Что же касается жадности до денег, то это слабость, которой грешат многие.
