Легкое пламя. Триллер для двоих | страница 61




5. Вы пишете сейчас что-нибудь еще?

Да, планирую и надеюсь издать еще одну повесть. Она уже написана, но не издана и имеет несколько названий. «Дожди в январе», «не называй меня» или «Триллер на двоих», или «Ночи в пустыне». Это история девушки Маши, которая с детства знает двух молодых людей, Кирилла и Славку.

Славку очень любит, с самого детства, а с Кириллом ее сводит судьба. Дальше семейная жизнь, ребенок. Идея моя была, чтобы эти два героя, Славка, Кирилл, а потом уже и сын – сливаются воедино, двоятся, троятся даже! Мне кажется, что в одном из своих романов так сделал Мураками, не совсем понятно, есть ли эта важная встреча с самым дорогим человеком в конце или герой живет, продолжает жить только с теми людьми, которые его окружают. В общем-то, тема одна и та же – реальный мир и мир придуманный, их взаимодействие. Если в «Мерцающих снах» перевешивал мир виртуальный, кинематографический, то в «Дождях», или в «Ночах!» скорее всего, верх одерживает мир реальный, настоящий. Но не совсем, если честно! Еще мне хотелось показать некоторый гротеск жизни и ироничное к нему отношение главный героини. «Сны» намного более кричат по-юношески и романтичны! Мне также было важно выписать двойную реальность, попробовать ее воссоздать. В «Мерцающих снах» это достигалось, мне кажется, благодаря контрасту между динамичными событиями и нежными письмами, а в этой повести, – благодаря воспоминаниям, резким флэшбекам, туманностью сознания главной героини в некоторых случаях, когда она не уверена, происходит ли это с ней на самом деле или только фантом. Иногда по тексту это видно четко, иногда только мельчайшие детали выдают, что события происходят не на самом деле. Такой эффект в кинематографе легче представить себе и воссоздать. Например, в последнем фильме о Шерлоке Холмсе, сделанный британскими кинематографистами, главный герой вдруг резко говорит своему другу: «оставь меня в покое», отворачивается и начинает фактически «прокручивать назад» свои идеи в голове. Быстро их «находит», почти реально «ощущает», а потом – «выбрасывает» – прочь! В общем, игры сознания.


6. Вы писали много о серебряном веке, о Цветаевой, Ахматовой, Маяковском, Есенине, и немало времени посвятили работе над Сэлинджером?

Он меня не сразу к себе допустил этот Сэлинджер, надо сказать! Я написала книгу, названную «учебное пособие к роману Сэлинджера «Над пропастью во ржи», комментарии, которых, опять-таки, были полностью воссозданы реалии того времени, так же вышли статьи по рассказам его и военным произведениям, которых очень мало и которые не переиздавались, как известно. Сэлинджер для меня важен, прежде всего, как автор, который изобретает свой собственный язык, совершенно отличный от предыдущих поколений писателей. Устная речь, много нецензурных выражений и удивительная тонкость восприятия. Герой Холден многими анализировался, принято считать, что каждый ассоциирует себя с ним, но мне хотелось показать, что Холден это, прежде всего, прощание Сэлинджера с детством, его собственная борьба с собой. Ведь Сэлинджер воевал, входил в концентрационные лагеря, лечился после перенесенного стресса, и все равно, всю войну лелеял мечту о своем романе «Над пропастью во ржи». Его тонкость, чуткость, утонченность не есенинская, какая – то другая. Он ведь сам, целиком – в тех традициях литературных, против которых протестует.