* * *
Маше казалось, что Славку она как бы встретила почти в то же самое время, когда не стало Виктории. Ужас от происшедшего был связан с полным, окончательным крахом всего того, что Машу связывало с прошлым, особенно с детством, особенно – с любовью. Они ехали с Кириллом на пароме в Швецию, чтобы как-то сгладить то ощущение подавленности, которое, как казалось, просто преследовало профессорскую семью, даже если ее представители не находились рядом или их не было в живых. На «Silver line» народу было много. Маша вспомнила, как когда-то отплясывала там под оркестр всю ночь. А теперь они просто побросали свои вещи в каюте, поднялись на лифте и вышли на палубу. Маша сразу заметила его. Белобрысый и совсем пьяный, он подошел к стойке и попросил рому. Была в нем все та же юношеская романтика – обязательно рому, как капитан Флинт. Кирилл не узнал его и спокойно заказывал еду в уютном китайском ресторане. Маша вся – рухнула. Одним махом. Ее любовь неловко облокотилась о стойку – полусидела рядом, в двух шагах от нее. Маша скользнула глазом по его правой руке. Кольцо на пальце. Из сумки – коробка с детской игрушкой. Значит, ребенок. Или показалось?
Маша вспомнила, как когда-то на даче проснулась рано утром, и кто-то стучал в окно. Она тогда слегка пошевелилась и увидела, как сквозь солнечные лучи его синюю спортивную куртку. Он тарабанил по стеклу и показывал какие-то смешные, до ужаса смешные рисунки, которые сам накануне раскрасил.
– Ты доплываешь сегодня до самого дальнего берега?
– Доплыву.
Маша отчетливо видела, как он плыл, и было бесконечно хорошо от этого яркого июльского обжигающего солнца и мурашек по всему телу. Он и сейчас был похож на мальчишку. Так странно похож. Не подошел к Маше, отвернулся, ждал, что будет.
– Доллары взяла? – голос Кирилл разбудил ее. Маша пошарила в сумке.
– Слушай, пойдем в каюту, а?
– Почему?
– Пойдем!
Кирилл грузно поднялся, они вышли из ресторана и спустились на лифте на третью палубу. Машу пошатывало. Он долго перебирал вещи, а потом резко повернулся к ней:
– Принесу поесть чего-нибудь, ладно?
Маше вдруг снова стало его ужасно жалко. Как будто вся его жизнь, жена, смерть отца и матери, девушка Танечка, странное убийство тети, все это как в один комок-клубок собралось и теперь точило, вливало ядовитое снадобье, которое нашли в египетских пирамидах при вскрытии, и которое потом поубивало каждого, кто осмелился тронуть гробницы. «И меня тоже!» – хотелось ей сказать, но она промолчала.
