Всемирный следопыт, 1928 № 04 | страница 27
Он сладко зевнул, вспомнив свою теплую койку…
Ворочаясь с бока на бок, Горшков все глубже погружался в снег. Когда мутный рассвет задрожал над тундрой, он лежал на дне просторной снежной воронки. Приступы голода и влажная отпарина, разливающаяся под шкурами его одежды, прогнали сон. Провожая медленно ползущие часы одиночества, он с тоской смотрел на края ямы, которая скоро будет его могилой.
Вдруг до его слуха донесся какой-то гудящий шум. Прислушался. В морозном воздухе, завешанном легкой дымкой тумана, плыл, все усиливаясь и вырастая, рокочущий металлический звон. Горшков насторожился. Разминая закоченевшее тело, он с трудом приподнялся в яме.
— Летит! — вырвался у него крик не то радости, не то испуга.
Выпрыгнув наверх, он увидел низко, почти над самым снегом, скользящий в плавном полете аэроплан.
— Спасите! — крикнул он.
Голос затерялся в могучем гуле машины. Тень стальной птицы быстро мелькнула над ним и пронеслась мимо. Еще отчаянный крик послал он уже улетающему аэроплану и, словно подкошенный, свалился на снег. Быстро выросшая надежда на спасение так же быстро угасла, и последний прилив силы, стиснутый клещами отчаяния, отхлынул, оставив обессилевшее тело.
Струя жгучей жидкости во рту вернула сознание. Открыв глаза, Горшков увидел над собой чье-то незнакомое лицо. Рука подносила к губам фляжку, горячая струя снова обжигала горло, и голос ободряюще говорил:
— А ну, вставай…
Несколько глотков спирта окончательно ободрили Горшкова, и скоро, сидя на снегу, он рассказывал двум летчикам:
— А вы знаете? Я самый первый слушал вас тогда на станции, а когда здесь пропадал, то совершенно позабыл об этом.
— Это бывает, в таком положении не до памяти, — отвечал ему один из летчиков.
— А вам сообщили? — спросил Горшков.
— Не только нам. На тысячи миль, от Норвегии до Ямала, от Новой Земли до Архангельска знают, что телеграфист Горшков подозрительно долго не возвращается с охоты.
— А как же это случилось? А где самоед? — спросил у Горшкова один из летчиков.
— О, он теперь далеко! Я остался без него ночью.
— Сам остался?
— Какое сам! Я заснул, а он меня бросил, сняв ружье и патронташ. Теперь его не догонишь…
— Ерунда! — весело прокричал командир летчик. — Айда, на борт! — заторопил он товарища.
Поддерживая под руки Горшкова, они направились к сидящему на снегу аппарату.
В удобной кабинке Горшков почувствовал головокружительную сладость полета.