- Разве я помню? Лет тридцать, а может быть, и сорок.
- Ты помнишь молитвы?
- Я помню... что у меня был сын.
- Сын твой теперь у бога.
Адлер поник головой.
- Какой же кровожадный этот ваш бог!..
- Не богохульствуй! Тебе еще придется встретиться с ним.
- Когда?
- Когда пробьет твой час.
Старик задумался, потом вынул из кармана часы с репетиром, нажал пружину, дождался боя и сказал:
- Мой час уже пробил, а ты, Мартин, поезжай домой. Там ждут тебя жена, дочка, приход. Радуйся" глядя на них, служи свои молебны, пей рейнское вино, а меня оставь в покое... У меня такое чувство, как будто я жду похорон всего мира и прислушиваюсь, скоро ли ударят в большой колокол, от которого у меня лопнет голова. Погибнет весь мир и я вместе с ним... Поезжай домой, Мартин! Я не нуждаюсь в друге, а тем более в пасторе. Твое испуганное лицо раздражает меня и приводит в уныние. И, наконец, я могу обойтись без няньки; я ведь сам вынянчил моего сына.
- Готлиб, успокойся, помолись!
Адлер вскочил со скамьи.
- Убирайся к черту! - крикнул он.
Затем бросился в глубь сада и через калитку убежал в поле.
Пастор не знал, что делать. Охваченный недобрыми предчувствиями, он вернулся в дом. Он хотел, чтобы кто-нибудь издали последил за Адлером, но слуги боялись своего хозяина.
Тогда пастор вызвал бухгалтера и сказал ему, что хозяин его близок к безумию и убежал в таком состоянии в поле.
- Ну! Ничего, - ответил бухгалтер. - Устанет и вернется успокоенный. Он всегда так делает, когда чем-нибудь сильно огорчен.
Прошло несколько часов, наступил вечер, но Адлер не появлялся.
Никогда еще в мастерских не было такого оживления, как сегодня, с той минуты, когда привезли раненого Фердинанда. Несчастье, случившееся с Гославским, тоже потрясло всю фабрику, напомнив людям о притеснениях, которые они терпели, а суровость хозяина вызвала возмущение; но в случае с молодым Адлером все происходило по-иному.
Известие о внезапной смерти Фердинанда в первую минуту вызвало у рабочих удивление и ужас: словно с ясного неба грянул гром, словно заколебались самые основы фабрики или остановилось солнце. Ни у кого, начиная с главного бухгалтера и кончая последней работницей и ночным сторожем, не укладывалось в голове, что Фердинанд мертв. Он, такой молодой, сильный, веселый, богатый! Он, имевший возможность ничего не делать, не простаивать целыми днями у машины! Он, сын такого могущественного отца, мертв! Погиб еще быстрее, чем бедный рабочий Гославский, погиб, как заяц, от выстрела, чуть ли не мгновенно!
