"Умник? А что такое ум?.." - думает Фердинанд, поворачиваясь на другой бок, как бы для того, чтобы не смотреть на эти видения.
Но видения не исчезают. И он видит, как тогда наяву, толпу людей, обступившую носилки, на которых кто-то лежит. Видит руку его, прижатую к груди; она обмотана тряпками, на которых чернеют большие пятна крови. Фердинанд протирает глаза... Тщетно. По-прежнему и люди стоят и носилки, - и все это так явственно, что даже видны на дороге укороченные тени предметов и людей.
- Как этот человек страдает, - прошептал Фердинанд. - И он должен умереть, - добавил он. - Ах, умереть!
Ему казалось, что он и есть этот человек на носилках с раздробленной рукой, страдающий, безнадежно больной, и что это его бледное тело освещает мрачная луна.
Откуда такие мысли? С каких это пор шампанское вызывает такие грустные видения?
Вдруг он испытал неведомое прежде ощущение. Он почувствовал, как что-то его гнетет, лишает сил, терзает ему сердце и сверлит мозг. Ему хотелось закричать, бежать, где-нибудь спрятаться.
Фердинанд вскочил на ноги. В комнате уже смеркалось.
- Что за черт! Да ведь я боюсь!.. - прошептал он. - Я боюсь? Я?..
С трудом он разыскал спички, рассыпал их, поднял одну, чиркнул - она погасла, снова чиркнул и зажег свечу.
Потом он поглядел на себя в зеркало. Лицо у него посерело, под глазами темнели круги, зрачки сильно расширились.
- Я боюсь? - спросил он.
Свеча тряслась у него в руке.
- Если завтра у меня так будет прыгать пистолет, хорош я буду, - сказал он.
Он посмотрел в окно. Там, в квартире внизу, на другой стороне улицы, сидел за письменным столом Запора и все еще писал - ровно и спокойно.
Это зрелище сразу отрезвило Фердинанда. Его энергичная натура взяла верх над призраками.
"Пиши, пиши, голубчик, - подумал он, глядя на судью, - а я поставлю тебе точку".
В коридоре послышались шаги. В дверь постучались.
- Вставай, Фердинанд, уже все готово для кутежа, - крикнул кто-то.
Услышав знакомый голос, Фердинанд окончательно овладел собой. Если бы ему понадобилось броситься в пропасть, утыканную штыками, он бы и глазом не моргнул. Он снова ощущал в себе силу льва и ту, присущую лишь юности, безумную отвагу, для которой не существует ни опасностей, ни преград.
Когда Фердинанд распахнул двери и увидел своих приятелей, он от души расхохотался. Он смеялся над своим минутным волнением, над призраками, над тем, что он мог себя спросить: "Неужели я боюсь?"
