– Разве вы не мечтали вернуться домой? – я смотрю на ее полные руки с потемневшей кожей на тыльной стороне ладони, на ее запястья с браслетами-нитками, на ее смуглое лицо, сохранившее былую привлекательность, и черные брови в разлет. Могу поспорить, в молодости она была очень красивой, потому что время, каким бы оно ни было всесильным, не смогло стереть приятные взору черты.
–Иногда бывает так, что уже некуда возвращаться, Джиллиан. Приедешь домой, а дома уже нет – одни обломки, как и дорогих тебе людей. Моя семья погибла в сопротивлении… – Хелен не успевает договорить, как я перебиваю ее, резко дергаясь вперед и цепляясь за ее руку. Я слышу что-то новое и что-то чуждое для меня, потому что даже предположить не могла, что ЭТО возможно. Борьба возможна.
– Сопротивление? Что это, Хелен? Где? – шепчу так жарко и нетерпеливо, что она теряется, с опаской оглядываясь по сторонам и прислушиваясь к звукам. Молю Бога, чтобы Рэми не пришел домой именно сейчас, только не сегодня, не в вечер, когда у меня есть возможность узнать другую историю. – О чем ты говоришь? Ведь мы даже не знали о существовании колоний, предназначенных для вампиров. Всю свою жизнь я думала, что стена изолирует нас от более удачливых, более счастливых, более смелых. Я не верила в сказки, но верила в то, что за стеной у нас есть шанс выбраться из этого болота.
– Маленькая, тебе лучше не знать этого, зря я начала. Не тешь себя пустыми надеждами, Джил, ведь тех, кто боролся во имя свободы, уже нет. Мы слишком слабы против них, и это было так давно. Так давно, что я уже и не помню.
Чувствую, знаю, что она уходит от разговора, прячется в притворстве, понимая, что взболтнула лишнего, но я… я уже не могу остановиться. Поэтому слетаю со стула и, огибая стол, подхожу к ней близко, вновь настойчиво цепляясь за руку и не давая отвернуться. Ладонь Хелен теплая и мягкая, и я мараюсь в муке, крепко сжимая ее и ожидая ответа.
– Хелен, я умоляю тебя, прошу, расскажи. Я должна знать.
– Зачем?
– Чтобы верить, верить, что у людей есть шанс. У Мадлен, у тебя, у меня, у тысяч таких, как мы.
– В том-то и дело, что у нас его нет, – она произносит это с такой горечью, Господи, с такой пугающей обреченностью, что я растерянно затихаю, разглядывая ее лицо и ища в нем хоть какой-нибудь намек. Ну же, хоть один, что это неправда, и мы не безнадежны, но молчаливая грусть, окутавшая Хелен, обнимает и меня, заставляет сникнуть, опустить руки и застыть. Я обдумываю ее слова, всего несколько секунд, а потом резко вскидываю подбородок и выдавливаю из себя улыбку. Плевать, если она не верит, но я не позволю ей погубить веру во мне.
